Фрэнк молча кивнул в знак согласия. Селин повернулась и ушла, больше не оборачиваясь. Он смотрел ей вслед, и тут к нему подошли Ронкай и Дюран с подобающим выражением на лице. Они тоже проводили взглядом фигуру Селин – тонкий, черный силуэт под дождем на кладбищенской аллее.

– Страшная потеря. До сих пор не могу поверить…

Фрэнк резко обернулся. Выражение его лица едва не испугало начальника полиции.

– Ах, вот как, до сих пор не можете поверить? Именно вы, кто пожертвовал комиссаром Юло, чтобы сохранить лицо перед властями, вы, из-за кого он умер, не дождавшись справедливости? И вы до сих пор не можете поверить?

Фрэнк замолчал, и его молчание показалось им тяжелее надгробных плит, лежавших вокруг.

– Если почувствуете потребность устыдиться, если, конечно, вы на такое способны, то у вас есть для этого все основания.

Дюран вскинул голову.

– Мистер Оттобре, ваше возмущение извинительно лишь потому, что продиктовано личной болью, но я не позволю вам…

Фрэнк решительно прервал его. Голос его прозвучал так же резко, как хрустнувшая под ногой ветка.

– Доктор Дюран, я прекрасно понимаю, насколько трудно вам переварить мое присутствие. Но больше всего на свете я хочу взять этого убийцу. У меня на то тысяча причин, и одна из них – память о моем друге Никола Юло. Что вы мне позволите или не позволите, меня совершенно не интересует. В иных обстоятельствах и в другом месте я, честное слово, заткнул бы весь ваш авторитет вам в горло. Вместе с зубами.

Лицо Дюрана вспыхнуло. Ронкай, к удивлению Фрэнка, попытался загладить возникшую трещину.

– Фрэнк, наверное у нас всех немного сдают нервы после того, что случилось. Думаю, лучше не давать воли чувствам. Нам предстоит общая работа, и без лишних трений сложнейшая. Любые личные разногласия должны отойти сейчас на второй план.

Ронкай взял под руку Дюрана, который воспротивился лишь для видимости, и повел его прочь. Они удалились, прикрывшись зонтами, и оставили Фрэнка одного.

Фрэнк подошел к могиле, где упокоились бренные останки Никола Юло. Он стоял и смотрел, как льет дождь, начавший приминать свежевскопанную землю, и чувствовал, что гнев кипит в нем, подобно раскаленной лаве в жерле вулкана.

Короткий порыв ветра шевельнул крону соседнего дерева. С движением воздуха в ветвях ему показалось, будто прозвучал голос, который он слышал уже столько раз с тех пор, как все началось.

Я убиваю…

Я убиваю…

Вот здесь, именно здесь, под грудой только что вырытой земли лежит его лучший друг. Человек, сумевший в тяжелейший момент протянуть ему руку. Человек, который имел мужество признать свои слабости и поэтому еще более возвысившийся в его глазах. Если он, Фрэнк Оттобре, еще стоял на ногах, еще оставался в живых, то этим он был обязан Никола Юло и больше никому.