Я больше не мог слушать этого идиота. Он говорил меньше двух минут, а я уже потерял терпение.

– Заткнись, Ян.

Наступила полная тишина. Какое-то время Кэррингтон по инерции улыбался, словно ожидая, что я рассмеюсь и скажу, что пошутил. Наконец он понял, что этого не произойдет, и улыбка поблекла.

Я повернулся к Фальку.

– Зачем вы меня сюда позвали?

Тот натянуто улыбнулся.

– Хотел, чтобы вы узнали, чем именно мы занимаемся и ради чего.

– Я и так это знал.

– Не думаю.

Над нашей встречей явно сгустились облака, но меня это даже радовало. Все это фальшивое благолепие казалось невыносимым. Оно выглядело неестественным, странным, и хотя, возможно, по сути своей и было искренним, обросло таким количеством дерьма, что я с большим трудом воспринимал благородство, о котором пел Отто Фальк. Более того, я прекрасно понимал, что эти ребята обо мне думают. Если бы убийство не каралось законом, меня, наверное, уже не было бы в живых. Или, скорее всего, я пребывал бы в вегетативном состоянии в качестве почвы для пересадки свиного легкого.

Как бы там ни было, мне требовалось получить ответы хотя бы на некоторые из своих вопросов, а потом убраться восвояси. Поэтому я приступил к делу:

– Что случилось с женщиной из палаты № 3 в госпитале? Почему ее там больше нет?

Если вопрос и застал моих собеседников врасплох, то они этого не показали.

– Вы видели пустую палату, – констатировал Фальк.

Я молча кивнул. Они наверняка знают, что я видел видеозапись.

Фальк откашлялся.

– Она умерла от внутрибольничной стафилококковой инфекции.

Внутрибольничная инфекция – это, естественно, та, которой заражаются в госпитале. И обычно ее вызывает именно стафилококк.

– И все? Так просто? – удивился.

– Это трагедия, – ответил Фальк. – Но так оно и есть.