– Господи! Какого черта ты тут делаешь?
– Я просто хотел видеть тебя. Я подумал: а пошло все к чертовой матери. Сел на корнуольский поезд и примчался. – Келли старался, чтобы его голос звучал максимально легко. – Надеюсь, у тебя там никого нет. Неподходящее время и все такое.
– Нет, нет. Конечно нет. Поднимайся. Откроешь дверь, когда услышишь жужжание. Ты знаешь, куда идти, правда?
– Знаю.
Келли поднялся на лифте на пятнадцатый этаж. Ник стоял в дверях своей квартиры. Он выглядел таким же загорелым и подтянутым, как всегда. На нем была безупречно белая рубашка с длинными рукавами, манжеты аккуратно застегнуты на запястьях. Она свободно болталась над его хорошо отглаженными выцветшими голубыми джинсами.
– Боже милосердный. Что с тобой случилось?
– Это долгая история, – ответил Келли. – Потом расскажу.
– Но с тобой все в порядке? – В голосе Ника было беспокойство, и судя по всему, вполне искреннее.
– В порядке. Честное слово. Все выглядит намного хуже, чем на самом деле.
Ник сделал шаг назад и пригласил отца войти в квартиру. Несколько секунд Келли просто стоял в центре огромной ультрасовременной гостиной, с лакированным кленовым полом и немногими предметами крупной дорогой мебели в минималистском стиле, из кожи и хромированного металла. В свете ослепительных лучей утреннего солнца, что падали прямо на квартиру, все внутри казалось ярким и блестящим. И, оглянувшись и еще раз бросив взгляд на потрясающий вид на реку и южный Лондон с виднеющимся вдалеке куполом Национального морского музея в Гринвиче, Келли сощурил глаза, чтобы не ослепнуть от этого яркого света.
Услышав щелчок у входной двери, когда Ник закрыл ее, Келли повернулся лицом к своему сыну, улыбаясь.
– Я проделал такой длинный путь. Ну, разве ты меня не обнимешь?
Лицо Ника сразу же расплылось в широкой улыбке.
– Конечно, пап, – сказал он и, сделав шаг вперед, обнял его своими длинными руками.
И снова, двигаясь слишком быстро для человека своего возраста и образа жизни, Келли схватился за манжет правого рукава Ника и резко дернул его вверх. Пуговица сразу отлетела, и Келли смог одним ловким движением закатать вверх манжет, обнажив руку своего сына.
Прямо на его правом запястье было несколько воспаленных красных влажных меток. Было ясно, что это отпечатки зубов.
Келли резко отпустил рукав и отошел от своего сына, пытавшегося обнять его.
– Ах ты сраный ублюдок, – сказал он очень тихо. – Кто ты, мать твою, и чем ты занимаешься?
Ник стал белым как полотно. Он посмотрел вниз на свое запястье, потом снова поднял глаза на пустое лицо своего отца. Неожиданно его тело заговорило, заговорило на устрашающем языке. Он сделал шаг вперед, руки свободно висели по бокам. На какую-то долю секунды Келли показалось, что он собирается напасть на него. И на этот раз не остановится.