— Меня кое-что интересует…
— Неужели?
Чувствуя, что надо сломать барьеры, Джонсон решил изменить тактику.
— Это ведь были копы? — спросил он, вложив в последнее слово как можно больше презрения. Консьерж продолжал враждебно таращиться на него, и Джонсон прибавил: — И что этим ублюдкам было нужно?
Поначалу ему показалось, что он опять избрал неправильную тактику, но тут выражение лица привратника изменилось, и он ответил:
— Мутят воду, как обычно. На что еще они способны?
Джонсон решил, что пора действовать. Достав бумажник, он вытащил из него несколько двадцатифунтовых банкнот.
— Не против заработать на карманные расходы?
* * *
Результаты анализа пришли из лаборатории молекулярной биологии к вечеру вместе с чеком на двести семьдесят три фунта. Деньги Айзенменгеру надо было где-то раздобыть, а анализ подтвердил то, что он и без того уже знал, — матка принадлежала не Никки Экснер.
Айзенменгер был в кабинете и упаковывал в коробки свои личные вещи. Оставив на время это занятие, он аккуратно сложил бумаги и сунул их в папку вместе с отчетом, поступившим еще утром из гистологического отделения. Этой бумагой финансовый отдел информировал Айзенменгера, что приготовление препаратов обойдется ему в сто девяносто фунтов. Но главное — отчет подтверждал, что повреждения в районе ануса и влагалища Никки Экснер были произведены, скорее всего, после смерти.
* * *
Несколько часов спустя Локвуд сидел вместе с Уилсоном в автомобиле и нервно барабанил пальцами по рулю, потому что в заду у него чесалось неимоверно. Уилсон в наушниках балдел под каких-то металлистов. Писк, доносившийся время от времени до ушей Локвуда, не способствовал улучшению его настроения.
— Заткни ты эту долбаную свистульку! — не выдержал он.
Глаза Уилсона были закрыты, голова слегка подергивалась: то ли он отсчитывал ритм, то ли это был непроизвольный спинномозговой рефлекс. Считая, что одного предупреждения вполне достаточно, Локвуд вытянул вперед свою потную лапищу и резко выдернул провод от наушников из гнезда.
— Какого хрена?! — взорвался Уилсон.
— Слишком громко вопит. И потом, как ты можешь вести наблюдение с закрытыми глазами?
Другое дело, что наблюдать было практически нечего. Они уже три часа сидели около дома Рассела, проторчав перед этим девять часов возле отделения патологии. На улице темнело, оба полицейских замерзли и вообще, по мнению Локвуда, впустую тратили время.
— И какого черта мы здесь торчим? — горячился он.
— Беви велела, — лаконично отвечал Уилсон.