– И Микеланджело Вакки, не забывай.

Из алтаря вышел человек, видимо, церковный служка, с дребезгом передвинул два подсвечника на новое место и стал возиться со свечами. Все это казалось сокрушающе обыденным.

– Люди в то время – во что они верили? – спросил Джон. – Те, что приходили сюда, в церковь. Должны же были они во что-то верить.

Урсула пожала плечами:

– Не знаю. У меня было чувство, что они просто отчаялись, а больше некуда было пойти. Уж точно они не верили в то, что государство можно сокрушить.

– Нет?

– Никто не верил в это. Да и мало кто хотел. Большинство удовлетворилось бы чуть большей демократией и свободой передвижения. С того и началось, что имена людей, подавших заявление на выезд, вывешивались на доске объявлений в церкви, потому что они боялись внезапно и бесследно исчезнуть. – Она повернулась к нему. – Никто всерьез не ждал, что последует что-то вроде воссоединения, вот в чем штука, понимаешь? Несмотря на Горбачева в Москве, несмотря на гласность и перестройку ни один человек в мире на это даже не рассчитывал. Секретные службы не рассчитывали, правительства не рассчитывали, никто. Никакой ясновидец не предсказал этого, никакой компьютер не просчитал наперед, не было ни одного утопического произведения, которое отважилось бы изобразить воссоединение Германии и развал Варшавского пакта, да к тому же еще мирный, без единой капли крови. И я утверждаю, что это не было ни предсказуемо, ни неотвратимо. Все могло бы пойти и по-другому. Они могли бы расстрелять толпу девятого октября. А девятое ноября так же вероятно могло стать началом третьей мировой войны. Все балансировало на лезвии ножа. Это было просто везение.

– Или провидение.

– То же провидение, которое иногда допускает и другие пути развития событий? Нет уж, спасибо. Зачем мне провидение, которое точно так же могло предусматривать мою смерть? Уж лучше я скажу, что это было везение, если повезло.

– А что, действительно все было так плохо? Я совсем ничего не помню.

– Все это не особенно обсуждалось. Я специально проводила розыски; это была одна из моих первых работ, когда я стала изучать историю. Не было никаких военных планов на случай, если состоится мирное народное выступление и правительство пойдет на уступки. Кроме того, вечером девятого ноября люди только потому массами устремились к пограничным переходам, что они неправильно поняли соответствующее разъяснение правительства: открытие границ вообще не предусматривалось, а всего лишь упрощенное оформление заявлений. Что, если бы хоть один пограничник выстрелил?