То были молодые мужчина и женщина в серых форменных куртках, причём молодой человек был с переговорным устройством и дубинкой, но с пустыми петлями на поясе, то есть однозначно ученик. Приземистая женщина, в куртке казавшаяся даже толстой, наоборот, была полностью экипирована, при ней был мощный карманный фонарь и тяжёлая связка ключей на поясе, а на груди массивный микрофон. Этот микрофон отнимал всё её внимание. Что-то с ним было не в порядке; она с кем-то переговаривалась – видимо, с диспетчерской, и то и дело выворачивалась назад, поскольку собственно радиоприёмник-передатчик был у неё на спине. Парень теребил спиральный кабель, который вёл туда от микрофона, но контакта не возникало. Им обоим было не до окружающих.

Круглый зал станции с высоким коричневым куполом. Проход, киоск, цветочный магазин, перед которым уже была опущена решётка. Последние перед выходом на улицу два магазина не работали, их витрины были замазаны, а эскалатор выстукивал ритм рок-н-ролла. Пахло мочой и сигаретным дымом, но по мере приближения к поверхности земли холод ночи давал о себе знать всё сильнее, покусывая слизистую оболочку дыхательных путей и заглушая обоняние.

Наверху я огляделся, чтобы сориентироваться. Когда выходишь из метро, никогда не знаешь, где какая сторона света. Просторная площадь, церковь, подсвеченная оранжевыми прожекторами, большая витрина с ваннами, полотенцами и ночными рубашками.

Была ночь, было темно, и уличное освещение не заслуживало своего названия. Тем не менее те немногие краски, которые я различал на световой рекламе, на стенах домов и в окнах, казались мне светящимися изнутри, прямо-таки жгучими. Все шумы, достигавшие моего слуха, обладали кристальной остротой: скрип снега под шинами проезжающих машин, голоса и отдалённый смех. Стук автомобильных дверец: громоподобный звук. И я ощущал каждую частичку своего тела, чувствовал, как работает каждый мускул, как двигается каждый сустав. Что это было со мной?

Был момент, когда я всерьёз взвешивал вероятность того, что Биргитта подмешала мне в еду какой-то наркотик. Ведь именно так проявляется его действие, когда заторчишь, когда приход, во всяком случае, по описаниям, какие я читал.

Да, в моих ночных вылазках я всегда был в состоянии особой бодрости, но сегодняшняя ощущалась по-другому. Не оттого ли, что это, возможно, были мои последние часы на воле, мои последние шаги по Стокгольму в качестве свободного человека? Я заглядывал в пустые окна на первых этажах фирм, и мне казалось, что я вижу гигантские аквариумы. Я слышал звяканье связки ключей, которыми кто-то запирал дверь офиса, и мне казалось, что я слышу звон цепей. Выброс адреналина от недавней встречи в метро, судя по всему, доделывал остальное.