– Во время нашей первой встречи в Лондоне вы говорили нам, как вы с женой хотите ребенка, но не можете его завести из-за операции, перенесенной вашей женой. Вы хотели мальчика? Сына? Наследника? Поэтому вам не нужна Верити?
Возникла долгая пауза. Сьюзан вперила взгляд в лицо мистера Сароцини, но там, где ожидала увидеть двоедушие, нашла лишь печаль.
– Видите ли, – сказал он наконец. – Когда мы впервые встретились, мне пришлось прибегнуть к маленькой лжи во спасение. – Он снова замолчал. – У меня нет жены. И никогда не было.
Его слова повисли в воздухе. Разум Сьюзан долгое время отказывался их воспринимать. Она слышала, как они вновь и вновь возвращаются незатихающим эхом. Черты лица банкира отвердели, будто он старался оградить себя от собственных чувств. Глаза стали двумя колодцами печали.
– Никогда не было? – повторила она. – У вас… у вас… нет жены?
Несмотря на потрясение, ей стало жалко мистера Сароцини, но вместе с жалостью к ней пришло понимание того, что она обманута. И пришла злость. И растерянность.
– Это, по-вашему, маленькая ложь во спасение? – сказала она.
Мистер Сароцини, казалось, старел прямо на глазах. Он ссутулился, беспомощно сцепил руки, на лбу углубились морщины. Его голос больше не принадлежал крупному банкиру – всемогущему властелину современного мира. Он принадлежал одинокому старику.
– Это нелегко объяснить. Здесь, пожалуй, несколькими минутами не обойдешься.
– Я в растерянности. Я не понимаю, чего вы хотите. Что вообще происходит?
– Попробую объяснить. Видите ли, я являюсь последним представителем очень старого рода. Он уходит корнями в двадцать пятое тысячелетие до Рождества Иисуса Христа, Великого обманщика. Мой долг состоит в том, чтобы передать эстафетную палочку. Я не могу стать тем, на ком этот род прервется. Я не допущу этого. Только не сейчас, не в этой точке на временной оси истории. – Он посмотрел на Верити. – Только не сейчас, когда воплотилась наша величайшая мечта.
– Что за эстафетная палочка? И что за мечта?
Он помолчал секунду, затем сказал:
– Моя вера.
У Сьюзан встали дыбом волоски на шее. Ей вспомнились слова Фергюса. Разве это возможно?
Ее ребенком.
Зачатым от того, кто убил Фергюса?
Неужели она выносила и родила ребенка дьявола во плоти?
Она посмотрела на Верити, затем на мистера Сароцини. Ее всю будто кололи иголками. Она ясно чувствовала силу, исходящую от этого человека. Ее кожа шевелилась, будто под воздействием статического электричества. Дьявол во плоти? Но что это значит? Что имел в виду Фергюс, сказав так? Что есть дьявол во плоти? Безумец? Неприлично богатый человек, страдающий от мании величия?