Именно это штекерное соединение я как раз и ощутил. Судя по всему, одно из движений внутренних органов, неминуемых в брюшной полости человека – даже в моей, – вытеснило этот самый кабель на передний план.

Это значило, что тогда, в прошлом, это был вовсе никакой не сон. Я действительно проснулся среди ночи, сквозь сон отметил свою обездвиженность, но тогда было достаточно лишь нажать на расшатанный контакт, чтобы он снова схватился и заставил всё функционировать.

Совершенно ясно, что штекеры за это время разболтались. С внезапным испугом я осознал, что мой последний шанс заключается в том, чтобы снова их закрепить, и именно здесь и сейчас, пока концы кабеля окончательно не разошлись и не затерялись в глубине моих внутренностей.

Я перестал давить на этот контакт. Как знать, не наношу ли я себе тем самым больше вреда, чем пользы. Любое неловкое движение могло с таким же успехом и ослабить штекерный контакт, и закрепить его. Нет, я должен знать, что делаю. В чём я действительно сейчас нуждался, так это в подходящем инструменте.

Я вывихнул себе шею в поисках какого-нибудь острого предмета, который я мог бы сунуть себе в живот.

Но какие уж там острые предметы могут подвернуться в радиусе вытянутой руки вокруг кровати? Я вспомнил про свой перочинный нож, лезвие которого казалось мне лишь условно подходящим для операции, однако в нём было длинное шило, которое мне раньше не приходилось использовать. Но если оно годилось для протыкания дыр в кожаном ремне, то и брюшная стенка не должна устоять против него. И этот предмет, если мне не изменяет память, должен лежать в выдвижном ящике ночного столика.

Ночного столика, который теперь валялся опрокинутый, к тому же справа от меня и, таким образом, вне досягаемости. Я вытянулся и перевернулся, добрался до ручки выдвижного ящика и потянул его. Оттуда вывалились две упаковки бумажных носовых платков, купюра в сто евро, которой я ещё даже не хватился, и несколько монет. И больше ничего. Перочинного ножа не было.

Я снова лихорадочно ощупал свой живот. На месте ли ещё штекер? Да. Я хоть и двигался, но не настолько сильно, чтобы провод сполз из сочленения. Может, делал своё дело переполненный мочевой пузырь, своим давлением удерживая на месте всё внутри моей утробы. Где же проклятый перочинный нож?

Мой взгляд скользнул по лампе для чтения – этому неуклюжему, пожелтевшему от времени стеклянному монстру, привинченному к стене над кроватью, и тут я всё вспомнил. Несколько дней назад я менял лампочку, и для этого мне пришлось закручивать и потом снова прикручивать четыре винта. Это я проделал тогда перочинным ножом, и потом, видимо, так и оставил его где-то, вместо того чтобы убрать в ящик.