– Мама, мне надо с тобой поговорить. Ты заедешь в Париж?
– Постараюсь. В любом случае, я это планировала. Но тут полная катастрофа… Дороги перекрыты. Ни такси, ни поездов, ни самолетов, и уже точно никаких машин. Бензина нет. Как у тебя дела? Как тетя Алис?
– Нормально. В соседнем квартале прямо хаос какой-то. По телевизору говорят, что Орли и Руасси заблокированы. Еще говорят о грузовике, застрявшем под Каном. Но ты приедешь в Париж, да?
– Как только найду машину! А если найду, надо сначала обязательно заехать в Версаль. Это очень важно, я тебе потом расскажу.
Эмма подумала, что ее дочь, еще в детстве, так часто слышала лживый предлог «очень важных вещей», когда мать не могла приехать повидаться с ней, что вряд ли поверит ей теперь.
– Но все же, милая, что ты хотела мне сказать?
– Слушай, мам, это не так просто…
Эмма ждала, что Гранье выйдет на связь. Ей хотелось, чтобы дочь поторопилась. Ребекка постоянно советовалась с ней, принимая важные решения, и Эмма всегда старалась быть доступной дочери, даже на расстоянии. Не мамой-наседкой, не властным отцом. Скорее, учителем и тренером. Вдруг Эмма спросила себя, права ли она: а если дочери нужны прежде всего любовь, человеческое тепло, опора, защита, словом, все, что она не могла ей дать?
– Ребекка, милая! Прости, но у нас мало времени. Обещаю, что, если мы выберемся отсюда, отвезу тебя на две недели куда скажешь!
Он ждала обычных протестов дочери, которая не могла уехать на две недели, не подвергнув опасности свои занятия. Но Ребекка молчала.
Эмма, не желая, продолжала давить:
– Слушай, Ребекка, здесь телефоны внезапно могут выключиться. Говори скорее, что хотела сказать. Как только доеду до Парижа, я сразу к тебе и тете Алис.
– Я хотела сказать, что…
– Ну же, Ребекка!
– Я беременна.
Эмма машинально отодвинула телефон от уха. Наверное, ей послышалось.
– Прости, Ребекка, что ты говоришь?
– Неделю назад я сделала тест, и…
– Что?