– Столько договоров купли-продажи приостановлено. Начальство заморозило наш проект развития, – сказал он, когда Доротея стала допытываться, что произошло.
– И что тебя
Он смотрел в пол, кусал губу, сам того не замечая, разглядывал углы и ящики кухонных шкафов, будто видел их впервые, и в конце концов сказал:
– Они отменили бесплатную заправку. Считается, что из-за злоупотреблений.
– О!
Его прорвало настоящим экзистенциальным страхом.
– Доро, тебе хотя бы ясно, что я каждый день проезжаю сто километров туда и назад? По ценам это примерно тридцать евро – и это только для того, чтобы добраться на работу. В неделю сто пятьдесят. В месяц больше шестисот, на один бензин!
Доротея сглотнула.
– За столько мы снимали нашу старую квартиру.
Другой телевизионный канал, другой профессор, на сей раз математик.
– Люди не понимают, что это значит: ежегодное сокращение нефтедобычи на полтора-три процента, – заявил он и вызвал на экране у себя за спиной диаграмму с двумя стремительно падающими кривыми. – А это будет означать, что через десять лет в нашем распоряжении останется на 30–60 процентов меньше нефти, чем сегодня, а через пятнадцать лет – на 45–90 процентов меньше!
– Девяносто? – переспросил ведущий, изящный молодой человек, который до сих пор сводил в своих передачах людей, тоскующих по любви.
– Девяносто, да, – подтвердил математик. – А через двадцать лет…
– Это значит, нам останется только десять процентов?
Профессор окинул его взором, словно взвешивая, не приговорить ли его к штрафным работам за такую непонятливость.
– Десять процентов, – подтвердил он наконец. – Именно так. Конец нефтяной эры в ясных, голых цифрах.
Ведущий улыбнулся своей юношеской улыбкой, от которой обычно таяли его поклонницы всех возрастов.
– Хорошее выражение, – сказал он. – Жаль, что не моё.