Бентон работал дотошно, материал подбирал до последней мелочи. Каждый экспонат запечатан в прозрачный пакетик, на некоторых письмах и конвертах — пунцовые пятна: обрабатывал нилгидрином, проявлял скрытые отпечатки пальцев. На конвертах манхэттенские почтовые штемпели и только три первые цифры индекса: 100. Так что определить, из какого именно отделения отправлено письмо, невозможно. Трехзначный номер дает нам лишь город — и убежденность, что почту обрабатывала не франкировальная машина, обслуживающая частные лица и предприятия, и не сельский почтамт. В этих случаях на штемпеле должно было стоять пять цифр.
На титульном листе папки дан перечень содержимого, в котором насчитывается в общей сложности шестьдесят три пункта, датированных начиная с весны 1996 года (где-то за полгода до того, как Бентон написал мне «письмо с того света») и кончая осенью 1998 года (когда Кэрри Гризен сбежала из Керби). Первый пункт назван «доказательство номер один», будто бы он предназначен для глаз присяжных в качестве вещественного доказательства. Это письмо без подписи, отправленное пятнадцатого мая из Нью-Йорка, отпечатанное на принтере витиеватым, трудным для восприятия шрифтом WordPerfect (Люси его определяет как Ransom).
За этим письмом последовало еще пять, которые разделяло по несколько недель, и во всех говорилось об обществе уродов и посвящении Бентона. Бумага обычная, тот же шрифт, без подписи, тот же нью-йоркский индекс, и явно один и тот же автор. Причем человек очень умный и ловкий. До тех пор пока он не допустил одну ошибку в шестом письме. Довольно очевидную оплошность, какую опытный следователь легко заметит. Поэтому мне было особенно странно, что Бентон ее проглядел. На обороте обыкновенного белого конверта пропечатались буквы, хорошо различимые — достаточно только взять конверт в руки и поймать нужное освещение, поворачивая бумагу под разными углами.
Достаю из дежурного рюкзачка пару латексных перчаток и, надев их, отправляюсь на кухню в поисках фонарика. Вроде видела у Анны фонарь на столике рядом с тостером. Вернувшись в столовую, вынимаю конверт из полиэтиленового пакетика и, придерживая его за углы, наискось подсвечиваю лист. Угадывается продавленная ручкой надпись «почтмейстеру», и тут мне становится совершенно ясно, что проделал автор письма.