Боуман закашлялся. Запись прервалась, потом возобновилась. На сей раз федеральный агент попал в фокус.

Боуман: «Я полностью сознаю, что покрываю преступную деятельность обоих докторов. Но Этьен Шомон был моим другом. Я хочу почтить его память и арестовать того, кто его убил, даже если мне придется продать душу дьяволу».

Боуман снова закашлялся.

Натан задался вопросом: а кому предназначено это свидетельство? ФБР? Потомкам? Неужели Клайд предчувствовал, что дело обернется плохо? Зачем было так компрометировать себя ради того, чтобы выследить какого-то жалкого убийцу?

Он нажал на кнопку «pause» и спросил Карлу, видела ли она прежде это лицо. Она уверила, что нет. Он нажал на «play».

Наезд камеры на Шомона, лежащего на операционном столе. Застывшее голое тело, белое, словно алебастровая статуя, за исключением черных рук и ног. Череп выбрит, утыкан электродами. Остальное тело щетинится какими-то трубками, зондами, электрическими проводами, тянущимися к замысловатым аппаратам. Оба доктора за кадром комментируют ход операции. Татьяна Мендес хлопочет вокруг трупа, контролируя движение жидкостей, уровень гормонов. Крупным планом лицо француза, заросшее бородой, чьи закрытые веки остаются неподвижными.

Натан услышал, как Карла всхлипнула. Взглянув искоса, заметил, что она плачет. Предложил ей остановить кассету. Она отказалась.

15 декабря. Чередование крупных планов подопытного и электрокардиограммы, слегка пульсирующей на экране. Оба хирурга наклоняются к Шомону. Боуман приказывает им отодвинуться, чтобы он мог снимать. Напрасно. Тогда камера отсоединяется от штатива. Боуман останавливает объектив всего в нескольких сантиметрах от лица Шомона. Становится видно, как глаза мертвеца двигаются под веками.