— И когда это подействует?

— Герыч уже разогревает ему мозг. Через несколько секунд он будет готов.

50

50

Волокин не ошибся. Через тридцать секунд генерал открыл глаза. В его суженных зрачках появился веселый, умиротворенный блеск. Губы дрогнули в улыбке:

— Мне хорошо…

В заключение он хихикнул, обращаясь исключительно к самому себе. Потом как будто вернулся к реальности и заметил двух верзил, стоявших у его изголовья.

— Вы кто?

— Деды Морозы, — сообщил Касдан.

— Воры?

К Лабрюйеру возвращалось некое достоинство. Голос стал властным, голова приподнялась. В нем просыпался офицер. Он уже не казался жалкой развалиной. Приступ кашля положил конец этому преображению. Но затем он снова обрел человеческий облик.

— Кто вы такие, черт побери?

Волокин склонился над ним:

— Мы из полиции, папаша. Зададим тебе пару вопросов, и можешь дальше праздновать Рождество со своей наркотой. Идет?

— Что за вопросы?

Голос прозвучал еще жестче. Генерал вспомнил, что всю свою жизнь он сам отдавал приказы.

— О Хансе Вернере Хартманне. Чили, семьдесят третий год.

Старик запахнул пижаму, рефлекторно прикрывая шрамы. Он напоминал написанный маслом портрет, потрескавшийся от времени.

— Он не должен этого видеть.

— Хартманн?