Он посмотрел на меня очень внимательно и сказал:
– А как вообще совмещаются Бог и зло этого мира?
– Не знаю, – честно сказал я. – Вот мы недавно с Машей обсуждали это вопрос. Не знаю.
– А знаете ли вы три вывода Лактанция? Очень элегантных?
Я не знал. Больше того. Все, что я знал про Лактанция ограничивалось тем, что он раннехристианский философ. Крестный отец Приморья оказался образованней меня.
– Лактанций, допустив, что Бог существует и обладает теми качествами, которые ему приписывают, предположил три варианта ответа:
1) Бог знает о существующем зле, это его очень беспокоит, но он ничего не может с этим поделать;
2) Это его беспокоило бы, и он бы обязательно что-нибудь придумал, но он ничего про это не знает;
3) Он знает об этом и мог бы что-нибудь сделать, но это его совершенно не волнует.
Постепенно разговор перешел от Лактанция к современной философии. Ворон предложил нам высказаться определенно: какое направление – континентальное или англо-саксонское нам импонирует больше. Мы сначала затруднились с ответом, но я быстро и находчиво сказал, что континентальная философия – это все что угодно, только не философия и, судя по взгляду Ворона, получил отметку 10 из 10 возможных.
Ворон попытался поговорить с нами о деконструктивизме, об эпистемологии, точнее о когнитивистике, о логическом атомизме раннего Витгенштейна и логическом позитивизме Карла Гемпеля.
Когда разговор коснулся acte gratuit я стал д'Артаньяном, который в сходных обстоятельствах почувствовал, что тупеет. Кажется, Ворон это понял. К этому времени ужин был закончен. Поэтому хозяин повел нас в сигарную комнату смотреть свою коллекцию.
Оказалось, что Ворон не только философ, но и меломан. Он коллекционирует патефонные и граммофонные пластинки.
Он ставил нам слушать Варю Панину («послушайте какой божественный голос»), Петра Лещенко («это очень редкие записи, сами понимаете, – эмиграция»), Вадима Козина («страшная судьба у всех русских гениев»), и, конечно, шлягеры царской и советской России – от «На сопках Маньчжурии», недалеко от которых мы сейчас находились, до «Рио-Риты».
Я понял, что в те времена записывалось как минимум по одному, а то и по два-три классных хита в год. Значит, как я и предполагал – музыка была всегда. Я начал понимать преимущества живого звучания над цифровым. Звук из граммофона, действительно, натуральней чем из CD плейера. Он не испорчен микросхемами и оцифровкой.
Затем мы плавно перешли к делу. Ворон повел себя по-джентельменски. Когда он заметил, что о некоторых деталях мне не хочется говорить, расспросы прекратились. Он обещал помочь. Сказал, чтобы завтра в том же баре, куда меня привез правильный таксист, я оставил наши фотографии и те новые имена, которые мы сочтем достойными нас. (Я прикинул, что если отнестись к вопросу о новых именах серьезно, то задача покажется малоразрешимой). Паспорта с визами в Японию будут готовы через несколько дней.