– А ты, после изучения бумаг Германа и ватиканской рукописи склонен объяснять историю последних трех-четырех тысяч лет хатским заговором?

– Да нет, конечно. Я вообще не склонен объяснять историю, но уж если ты настаиваешь, то и гумилевской пассионарностью, и ролью личности и марксистской классовой борьбой и случайностью, и еще много чем. Но в том числе и деятельностью хатов. Хаты – лишь одна из сил, влияющих на мир. Не самая позитивная, согласен. Но не единственная из негативных. Если уж так все упрощать.

– Тогда ключом к оружию против них должно быть что-то абстрактное. Любовь. Дружба. Вера.

– Или, наоборот, что конкретное. Пулемет. Штык. Граната. Слушай, Антон! А ты не хочешь, наконец, рассказать мне о наших планах?

– Мы летим в Москву сегодня поздно вечером.

– В Москву? За Мотей?!

– За Мотей. И не только…

Я начал приходить в восхищение.

– А потом?

– Потом в Израиль. К твоей Маше.

Я подумал, что не помню в своей жизни дня лучше этого. Даже день, когда я уводил Машу от Германа был не таким. Там я психовал, стрелял, убивал людей, уходил от погони. А сегодня было голубое небо и белые облака. Антон сохранял некоторую настороженность:

– Иосиф! О наших планах не знает никто. Даже Дина. Она думает, что я до сих пор в Штатах.

– Это – прогресс. Ты начал обманывать жену?! Поздравляю.

– В ее собственных интересах.

– Разумеется. А в чьих интересах обманывают жен? Я не собираюсь рассказывать о наших планах ни Маше, ни маме, ни Дине. Ты это хотел от меня услышать?

– Да.

– Послушай, а почему ты назначил свидание в Вероне, а не в Иерусалиме?

– Все спецслужбы одинаковы. Излишне любопытны. Хотел обойтись без жучков, запрятанных в столиках и лазерных микрофонов, наведенных на оконные стекла.

Я огляделся. Наш столик стоял на открытом воздухе. Со стороны реки беззаботно цвели ромашки. Микрофоны на окнах нам вроде бы не грозили. Антон заказал счет.

– Ладно. Пошли в гостиницу.