Голос Айзенменгера донесся из самой дальней комнаты:

— Не думаю, чтобы он что-нибудь прятал. Мы ищем коробку с документами. Скорее всего, она находится в кабинете, но стопроцентно гарантировать я не могу.

Они переходили из комнаты в комнату, но ничего существенного за исключением общей запущенности им обнаружить не удавалось. Было очевидно, что большая часть шкафов и комодов не открывалась месяцами, если не годами. Единственное, что им удалось найти, — это многочисленные фотографии одной и той же привлекательной молодой женщины; в главной спальне их было четыре.

— Красивая сука, — беря одну из них в руки, заметила Беверли.

— Сука? — удивленно переспросил Айзенменгер.

— Я не имела в виду ничего оскорбительного, Джон.

Она легла на кровать, и он попытался сделать все возможное, чтобы на нее не смотреть.

— Может, передохнем? — спросила она, глядя в потолок.

Айзенменгер открыл шкаф и обнаружил, что тот заполнен женской одеждой и обувью.

— Боюсь, у нас нет на это времени, — с невозмутимым видом ответил он.

— Извини, не поняла?

Он оглянулся как раз в тот момент, когда она перекатилась на бок и приподнялась на локте, устремив на него невинный взгляд, так что ему потребовалось несколько мгновений на то, чтобы собраться с духом и повторить:

— Боюсь, у нас нет времени.

Она наградила его понимающей улыбкой и столь долгим многозначительным взглядом, который вмещал в себя все — от законов квантовой механики до примитивной пульсации в яйцах.

— Ну ладно, — промурлыкала она и поднялась с кровати. Похоже, у нее была страсть одергивать юбку и поправлять бюстгальтер.

Они вошли в кабинет, когда-то также являвшийся спальней, а теперь заваленный бумагами и папками. У окна располагался стол, на котором стояли плоский монитор и клавиатура. В противоположном углу находились диван и низкий кофейный столик, а перед ними телевизор и стереосистема. Вдоль стен стояли стеллажи, заполненные книгами и папками. В каком-то смысле это помещение являлось памятником профессиональным успехам Милроя — стены были увешаны обрамленными сертификатами и авторскими свидетельствами, сообщавшими обо всем, чего ему удалось достичь в жизни. Айзенменгер даже начал искать глазами значок велосипедиста и, не найдя такового, пришел к выводу, что Милрой так и не овладел ездой на велосипеде.

— Ну и ну, как он был горд собой, — заметила Беверли. — Но тебя он точно любил, — задумчиво добавила она, обнаружив еще одну фотографию Салли Милрой, на это раз с девочкой-подростком.

Айзенменгер оглянулся, удивившись ее тоскливому тону. Она поставила фотографию на место и подошла к дивану.