– Пугает?

– Вот именно. Я, наверно, приму пулю в грудь, спасая своего ребенка. Смогу убить ради него. Разве не так должны делать родители?

– По-твоему, я поступил неправильно?

– Нет, пожалуй. Но я могу понять мать.

Грейс кивнул:

– В одной философской книжке, которую ты мне давала, я прочитал высказывание Аристотеля. У богов нет кары тяжелее страданий матери, пережившей своего ребенка.

– Вот именно. Как считаешь, что сейчас испытывает та женщина?

– Но разве румынская уличная девчонка дешевле брайтонской девочки из среднего класса? Клио, милая, я не Бог и не разыгрываю из себя Бога. Я коп.

– И тебе никогда не приходит в голову, что порой ты слишком уж коп?

– То есть?

– Охраняешь закон любой ценой. Прячешься за этой формулой. Узкий полицейский взгляд на мир не мешает тебе взглянуть дальше?

– Мы спасли жизнь румынской девочки. Для меня это много значит.

– Как бы «дело сделано, идем дальше»?

Грейс тряхнул головой:

– Никогда. Я так не работаю и не думаю.

Клио крепче прижалась к нему:

– В сущности, ты хороший человек, правда?

Грейс грустно улыбнулся:

– В дерьмовом мире.

Клио остановилась и пристально на него посмотрела. Лицо ее озарила та самая улыбка, за которую он готов был умереть.