– Да, ваша честь. Я буду готов.

– Мистер Холлер?

– Это моя идея, судья. Я буду готов.

– Очень хорошо. Тогда план такой. Присяжные вернутся, и я распущу их до завтра. Они успеют разъехаться до часа пик, а завтра работа потечет так гладко и быстро, что уверена: к послеполуденной сессии жюри уже приступит к совещанию.

Она посмотрела на Минтона, а потом на меня, словно побуждая кого-либо из нас не согласиться с ней. Когда же мы не проявили такого желания, она встала и покинула судейскую скамью, видимо, горя нетерпением выкурить сигарету.

Через двадцать минут, когда присяжные уже отправились домой, а я за своим столом собирал вещи, ко мне подошел Минтон:

– Могу я с вами переговорить?

Я бросил взгляд на Руле и велел ему идти к выходу вместе со своей матерью и Доббсом, добавив, что позову его, если он мне понадобится.

– Но я хочу побеседовать с вами, – возразил он.

– О чем?

– Обо всем. Как, по-вашему, я выступил?

– Вы выступили хорошо, и все идет как надо. Думаю, мы в хорошей форме.

Затем, кивнув в сторону стола прокурора, за который уже опять вернулся Минтон, я понизил голос до шепота:

– Он тоже это понимает. По-моему, он созрел для нового предложения.

– Следует ли мне находиться поблизости, чтобы услышать, в чем оно состоит?

Я отрицательно покачал головой:

– Нет, для нас не имеет значения, в чем оно состоит. Для нас существует лишь один вердикт, не так ли?

– Абсолютно.

Вставая, он похлопал меня по плечу, и я с трудом сдержался, чтобы не отпрянуть.

– Не прикасайтесь ко мне, Льюис, – произнес я. – Если хотите выразить мне свою признательность, лучше верните чертов пистолет!