– То есть как не имеет значения? Вы что…

– Послушайте меня. Не имеет значения, потому что я все равно способен нейтрализовать этого свидетеля. Пусть он даже заявил бы, что вы убили двадцать женщин. Если человек лжец, то он лжец. Если я его дискредитирую, уже ничто из сказанного им не пойдет в расчет. Понимаете?

Руле кивнул и, похоже, успокоился.

– Тогда уничтожьте его.

– Уничтожу. Но прежде я должен знать, есть ли что-нибудь еще, что ему известно и может всплыть. Есть ли что-нибудь такое, от чего мне надо держаться подальше?

Руле прошептал медленно и отчетливо, словно втолковывая ребенку:

– Я – не – знаю. Потому что я вообще с ним не разговаривал. Я не настолько туп, чтобы болтать о сигаретах и убийстве с первым встречным!

– Мистер Холлер! – поторопила судья.

Я поднял голову:

– Да, ваша честь.

Держа в руках кассету и прилагавшуюся к ней бумагу, я поднялся и опять двинулся к трибуне. По дороге я бросил беглый взгляд на зрительскую галерку и увидел, что Керлен исчез. У меня не было возможности узнать, как долго он просидел и насколько много услышал. Лэнкфорд тоже пропал. Только Собел сидела, но она избегала смотреть на меня. Я перевел все внимание на Корлисса.

– Мистер Корлисс, можете ли вы сообщить присяжным, где и когда мистер Руле произвел эти свои саморазоблачения насчет убийств и прочего?

– Когда мы находились вместе.

– Где именно, мистер Корлисс?

– Ну, в автобусе, когда нас везли, мы не общались, поскольку сидели в разных местах. Но когда нас привезли в суд, то там мы сидели в одном «загоне». Мы были там вместе с другими парнями – еще человек шесть, примерно. И вот там мы и беседовали.

– И эти шестеро других парней стати свидетелями того, что вы разговаривали с мистером Руле. Верно я вас понял?

– Наверняка. Они же там были.

– То есть вы утверждаете, что, если бы я пригласил их сюда, одного за другим, и спросил, помнят ли они, как вы с мистером Руле разговаривали, они бы это подтвердили?

– Они должны бы подтвердить, но…

– Но что, мистер Корлисс?