А Эйприл слишком хорошо знала, что здесь и с тобой может случиться все.
Они тронулись в обратный путь, и, окидывая взглядом их маленькую группу, она дивилась ее сплоченности. На лицах читалось, что все думают об одном и том же, хотя иное происшествие криминального толка наверняка поставило бы между ними преграды. Роберт – полицейский, она – журналистка. Две категории, на свой лад играющие в сыщиков и воров. Джим и Чарли – неофициальные лица, их присутствие на месте преступления и вовсе не обязательно.
Но это в обычных обстоятельствах, а сейчас все иначе.
Привычные связи распались, привычный порядок вещей нарушился, хотя они уже вышли из пещеры с ее жутковатым содержимым и могли бы вздохнуть с облегчением. Но впереди их ожидало то, с чем ум не только отказывается мириться, но и что не способен даже охватить полностью.
Слова, произнесенные Чарли в пещере, дали им почувствовать собственную уязвимость перед лицом неведомого. В начале третьего тысячелетия они точно так же напуганы, как первобытный человек, с ужасом взирающий из пещеры на гнев небесный в виде молний и с замиранием сердца вслушивающийся в раскаты грома. У них есть мобильные телефоны, пистолеты, компасы, одежда, при виде которой люди былых времен стали бы плакать от счастья, и тем не менее…
Они всеми силами отказывались верить, не желая расписываться в своей беспомощности, но теперь Эйприл, как и остальные, выверяет каждый свой шаг и поминутно косится на Немого Джо.
Какой там компас! Вот их единственный ориентир – этот странный пес, который обретает голос только при виде ужаса в чистом виде. Все это кажется ей абсурдным и в то же время чересчур значительным теперь, когда столетия цивилизации вынуждают их вновь положиться на таинственное чутье животных.
После звонка Роберту все единогласно решили, что удобнее будет спуститься на ранчо «Высокое небо», чем к дому Калеба, и там нанять какой-нибудь транспорт, который доставит их в город.
Джим на сей раз предоставил Чарли возглавлять шествие, а сам присоединился к Роберту в хвосте. Эйприл напряженно прислушивалась к их разговору, стараясь не упустить ни слова. Ей теперь важно не столько понимать, сколько знать – и не из журналистского любопытства, а из исконно женской тревоги. Ей ни к чему оглядываться на них; что написано на лицах, она и так себе представляет; вероятно, такое же осунувшееся, напряженное лицо сейчас и у нее.
Джим. Кого убили?
Роберт. Кертиса Ли.
Джим. Архитектора?