— Но это была притворщица Рика в очередной роли…

— Вот и я так думал, тем более что двенадцать часов спустя видели, как Рика, переодетая Розанной, уезжает в аэропорт. К тому времени они с братом растворили труп Розанны в кислоте и весь шахер-махер шел полным ходом.

— Я… Я не понимаю. — Зрачки Деборы невольно расширились.

— В ту ночь Сакс, он же Сид Джинкс, и Рика отправились в пентхаус с намерением убить Розанну и завладеть ее деньгами. А если Розанна уже была мертва, когда они пришли? Неужели близнецы отказались бы от задуманного, зная, что подлинный убийца не может их выдать, не выдав себя?

— Нет. — Дебора медленно мотала головой, как в трансе.

— Я вновь обратился к материалам дела. Мне хотелось выяснить, не было ли у кого-нибудь другого в Ванкувере мо-тива для убийства Розанны. Тогда-то я и нашел билет, подколотый к справке ФБР.

— Нет…

— Последние два месяца меня подсознательно беспокоило то, что я услышал от одного из маляров. Когда мы с Кара-доном допрашивали его, он все время вспоминал пышный бюст женщины, которая в два тридцать спустилась вниз. Дебора, когда я дрался в Колодце с Саксом, я видел привязанную к жертвеннику голую Рику. Я видел ее и на сцене. Она была плоской, как доска.

Цинк вдруг уловил знакомый едкий запах пота. Этот запах он слышал всего однажды. Пот бывает разный — от тяжелой работы. От страха. И от безумия.

В глазах Деборы промелькнула темная тень. Она вдруг взвизгнула и закрыла лицо руками.

— Свет! Свет! — жалобно вскрикнула она.

Слепящая белизна обожгла ей глаза и молнией прошила сознание.

«Мама!» — подумала она в экстазе. О благословенное сияние; белизна зарозовела, зарумянилась, заалела, точно угли в преисподней, ожидающие грешников. В памяти Деборы возникла картина — ненавистная гадина Розанна корчится и выгибается дугой на водяном матрасе, насколько позволяют веревки, стянувшие ей руки и ноги, стрихнин искажает ее черты дьявольской гримасой, а Дебора шепчет: «Шлюха! Мразь! Ты посмела запятнать священный образ моей матери! Гори же за то, что ограбила ее; мразь! Гори за то, что замарала ее имя! За то, что выставила ее на посмешище! Ты и те двое… они скоро разделят твою участь. Непотребная девка! Блудня! Иезавель! Ты, что оглянулась на Содом!» А тем временем алый свет побледнел, выцвел до белизны, и голос, нежный и ласковый, будто колыбельная, молвил: «Тише! Тише, Дебора! Все прошло. Все позади».

Мамочка! Мамочка, ну скажи, что ты любила меня больше его! Что ты думаешь о своем сыне теперь, когда все знаешь? Мамочка, он Антихрист, разве ты не видишь? Почему же ты любишь его сильнее…