Светлый фон

Он нажал на курок.

Тим упал на корточки, прикрывая голову руками.

Взрыв был резким и удивительно громким. Когда Тим поднял голову, Роберт смотрел на него, словно ничего не случилось, его правая рука была вытянута, как и раньше, только запястье было оторвано.

Глаза Роберта остановились на обрубке руки с клубком корней, как у выдернутого сорняка. Потом кровь хлынула из левой стороны его шеи, где блестел кусок шрапнели, прорезавший его сонную артерию. Он прижал целую руку к шее, но поток ринулся меж пальцев.

Тим медленно поднялся и приблизился к нему.

Роберт снова поднял раненую руку и уставился на рану, словно не мог поверить, что кисти не было. Кровь лилась у него по шее, стекая по здоровой руке и капала с локтя. Его глаза стали большими и по-детски обиженными. У Тима перехватило дыхание.

Роберт, пошатываясь, сделал шаг назад и помахал рукой в воздухе в поисках равновесия. Тим взял его за руку и помог опуститься на землю. Он стоял и смотрел на него. Ноги и руки Роберта начали дергаться, и скоро он перестал зажимать дыру на шее.

Он истекал кровью, лежа в грязи.

Тим с минуту постоял между распростертыми телами близнецов. Когда он позвонил Баурику, его голос звучал совершенно ровно:

– Все чисто. Приезжай и забери меня.

Он забрал у Роберта складной нож.

«Линкольн» поднимался на холм, свет фар слепил глаза. Тим оставил тело Роберта и похромал к машине. Баурик остановился, его локоть наполовину высовывался из окна, как у водителя грузовика. Он заглушил мотор, и машина стояла неподвижно в круговороте красноватой пыли.

– Открой багажник, – сказал Тим.

Кинделл затих, но при звуке голоса Тима встрепенулся. Багажник открылся. Он лежал, свернувшись между запасной и пустой канистрами из-под бензина.

Кинделл, который не мог починить проводку, но мог изнасиловать и убить. Кинделл, кто видел Джинни последним, кто был рядом с ней, когда погас свет в ее глазах. Кинделл, полное ничтожество.

– Оставьте меня в покое. Пожалуйста, оставьте меня в покое.

Баурик вышел из машины и встал позади Тима, скрестив руки на груди.

Тим схватился за веревку, связывавшую запястья и лодыжки Кинделла, и вытащил его из машины. Кинделл закричал, когда его плечи чуть не вывернулись из суставов, потом еще раз, когда ударился об землю. Он пытался посмотреть на них через плечо; липкая кожа на его лице дрожала, на щеке был синяк, а одна ноздря была забита грязью.

Он секунду лежал, упираясь лбом в землю. Слюна свисала с его нижней губы. Он задыхался и рычал, как животное, загнанное в угол.

– Не трогайте меня. Не смейте.