Новая волна тошноты накрыла меня, и я снова кинулся к раковине. Но желудок уже был пустым, рвать было нечем.
Я схватился за край столешницы, почувствовал холод ее поверхности. Медленно повернулся к нему. Мое лицо горело, все краски вокруг были неестественно яркими, крошечные огоньки танцевали по бокам. Я вдруг ощутил отвратительную, невыносимую вонь рвотных масс, почувствовал запах непереваренной тайской еды.
– Ты убил их, – сказал я, – черт возьми, ты
Лицо Курта стало жестким.
– Ты расстроен, – сказал он, – тебе сейчас приходится нелегко. Я знаю. А теперь еще и это.
–
Глаза Курта стали бесстрастными, мертвыми:
– Довольно, – сказал он, – ты перешел грань, приятель. Перестань бросаться голыми обвинениями. Единственный, кто смеет разговаривать со мной в таком тоне…
– Ты что,
– Остынь, пожалуйста. Сбавь ход, а? Хватит орать. Прекрати нести всю эту чушь. Я не желаю, чтобы меня обвиняли в том, чего я не делал. И меня не волнует, насколько ты расстроен. Изволь держать себя в руках. Не смей со мной так разговаривать. Я этого не потерплю.
Я тупо смотрел на него, не зная, что и сказать.
– Мои друзья со мной так не разговаривают, – жестко отчеканил Курт, – а ты ведь не хочешь стать моим врагом. Поверь мне, не стоит становиться моим врагом.
Он медленно развернулся и вышел из дома, не сказав больше не слова.
10
10
Стоит ли все рассказать Кейт прямо сейчас, не откладывая?
Возможно. Но я знал, как она расстроится, поделись я с ней своими подозрениями.