Подойдя ко мне, агент достал свой бумажник и показал мне значок. Этот жест почему-то заставил меня содрогнуться. В голове мелькнула мысль, что он сейчас меня арестует.
– Меня зовут агент Ренкинс, – представился он. – ФБР.
Взглянув на значок, я кивнул.
– Мы с моим коллегой хотели спросить вас, не против ли вы поехать обратно в город с нами. По дороге вы рассказали бы все, что знаете.
– Я уже все рассказал в полиции, – ответил я. – Вы не могли бы взять у них мои показания?
– Мы бы предпочли сами все услышать. Вам ведь это будет не очень сложно? – сказал он и улыбнулся той же холодной улыбкой, что и Вернон.
Я ничего не ответил. Было и так понятно, что выбора у меня нет. К нам подошел второй агент. В руках у него был черный целлофановый пакет.
– Мы оставили машину вон там, – заметил Ренкинс и показал на машину. Потом он повернулся и пропустил меня вперед.
Я сидел на заднем сиденье. За рулем был Ренкинс, его коллега, агент Фремонт, ехал рядом. Мужчины были очень похожи друг на друга: плечи, рост, цвет волос – все было абсолютно одинаковым.
Между ними имелось, пожалуй, только одно отличие, которое практически сразу бросалось в глаза: у агента Фремонта были большие уши. Честно говоря, я не мог удержаться, чтобы периодически не смотреть на них. Наверное, когда он был маленьким, он очень стеснялся своих ушей. Эта мысль заставила меня вспомнить Джекоба в детстве и то, как он стеснялся своего веса.
Мне было очень непривычно сидеть на заднем сиденье машины, учитывая то, что я всегда ездил за рулем. Машина у агентов ФБР была совершенно обычная – черный виниловый салон, маленькие двери, панель управления, но вот сидеть на заднем сиденье было как-то не очень приятно. Я чувствовал, что меня подавляет это небольшое замкнутое пространство, у меня появилось ощущение, что я нахожусь полностью под контролем агентов. В просторном фургоне я никогда не ощущал ничего подобного.
Пока мы ехали к Ашенвиллу, я снова рассказал свою историю. Мои показания они записывали на диктофон. Но, как ни странно, агенты вели себя как-то незаинтересованно. Они не задавали мне вопросов, не оборачивались, когда я замолкал, не кивали и никак не поддерживали мой монолог. Они молча сидели передо мной и смотрели на дорогу. Мы ехали по той же дороге, что и с Коллинсом, проезжали те же дома и фермы. Единственным отличием было то, что туман уже рассеялся, воздух стал прозрачным и сухим. Солнце медленно клонилось к западу.
Пока я говорил, я думал о том, что молчание агентов может означать одно из двух. Либо они уже знали мою историю и сейчас слушали ее из чистой формальности и для того, чтобы записать на диктофон. Либо они уже выяснили что-то, что могло бросить на меня тень подозрения, и теперь просто дали мне время, чтобы я, рассказывая, сам запутался в своей лжи, выдал себя и тем самым предоставил бы им неопровержимые доказательства собственной вины. Они давали мне возможность выговориться, перед тем как сорвать с меня маску и обличить мое истинное лицо лгуна, вора и убийцы. Так что к концу рассказа я стал чаще останавливаться и запинаться, стараясь говорить только то, что не вызвало бы подозрений.