— Целуй лучше в задницу, раз уж она так тебе нравится, что ты через слово ее поминаешь! — гаркнул в ответ, сложив ладони рупором, пилот. — А вообще, веди себя поприличней, я тут пополнение тебе привез, так что не пугай сразу парня своими гомосекскими замашками.

— Ишь, орел! Гомосеки ему не нравятся! — возмутился детина, развернувшись к своим спутникам и как бы призывая их в свидетели вопиющей несправедливости. — Сам, значит, окопался в Кигали, в чистеньком отеле с проститутками под боком, а от наших порядков теперь нос воротит! А нам, бедолагам, что прикажешь делать? До ближайших девочек пара сотен километров по джунглям, не обезьян же трахать, в самом деле! Вот и приходится как-то выходить из положения, да Компостер?

С этими словами он попытался чмокнуть в щеку задумчиво дергавшего туда сюда рычаг переключения передач водилу.

— Пошел ты, чумоход! От тебя скоро и, правда, гориллы шарахаться будут! — отпихнул тот здоровяка. — Митрич, следующим рейсом закинь ему сюда бабу резиновую, мы с пацанами скинемся, оплатим, а то достал уже вконец. Только смотри, чтобы резина прочной была, а то не выдержит.

— Хорошо, я ему специально закажу, из старых покрышек, пусть тыкает сколько влезет! — довольно оскалился пилот. — Ты как, Слоняра, к покрышкам относишься?

— О-о! У них такие сексуальные пупырышки! — сладострастно закатил глаза здоровяк.

Окончания фразы Макс не расслышал, поскольку оно потонуло в громком гоготе десятка глоток. Решив, что пора уже и самому появиться на сцене, он решительно дернул дверцу кабины и пружинисто спрыгнул в примятую, покрытую пылью траву взлетки. Теперь он мог хорошенько рассмотреть встречавших. Во всех трех УАЗах на передних сидениях оказались крепкие белые парни примерно одинакового возраста, лет по тридцать, одетые в пестрый камуфляж, изукрашенный тигриными полосами, в руках или на коленях у всех обманчиво небрежно дремали автоматы Калашникова. На задних сиденьях машин разместилась куда более колоритная публика — весело скалящие крупные невероятно белые по контрасту с темно-шоколадной кожей лиц зубы негры. Вот тут в одежде царило самое потрясающее разнообразие, спортивные штаны, когда-то бывшие яркими, а ныне выгоревшие почти до полной белизны на солнце майки, а на одном особенно мускулистом негроиде оказался даже невероятно грязный кашемировый клубный пиджак, правда, с оторванными на манер жилетки рукавами.

— О, новичок! — первым отреагировал на появление Максима, названный Слонярой, здоровяк. — Ходи сюда, дорогой! А вы чего расселись, Лумумбы?! Разгружать я, что ли должен? А? Ну, метнулись, бегом, гуталины! Резче, резче!