Дом за моей спиной походил на плохонький отель третьесортной развивающейся страны.

Я посмотрел на свои ноги. Пальцы выглядели как испуганные мышата-альбиносы.

– Почему вода зеленая? – спросила Моника, неслышно подойдя ко мне.

– Может быть, мальчика для чистки бассейна вывезли из дома вместе с мебелью, коврами и прочей утварью.

– Неужели Перселл на самом деле сделал что-то с моей сестрой?

– Он просто сказал, что в свое время знал твою сестру. Остальное можно толковать по-разному.

– Но что бы он ни сделал, его не мучает совесть, да?

– Нет, он не похож на парня, которого терзает чувство вины. Он также не похож на человека, который убивает старых приятелей.

– Может быть, здесь ты ошибаешься?

– Не думаю.

– Что будем делать?

– Давай поплаваем.

Я искоса глянул на нее, потом посмотрел пристальнее и не смог отвести взгляд.

Моника Эдер была рождена носить купальник в виде двух полосочек. В ней было нечто американское, дышащее здоровьем. Она была слишком хороша. Впрочем, между друзьями нет места для слова «слишком».

– Не думаю, что нам следует пользоваться его гостеприимством. В этой усадьбе я чувствую себя грязной.

– Похоже, он хочет о чем-то рассказать. Полагаю, нам стоит остаться, вести себя непринужденно и дать ему возможность исповедаться.

– Значит, праздное времяпрепровождение у бассейна – часть нашего плана?

– Ну конечно, Моника. Неужели ты думаешь, что мне здесь очень нравится?

Появился Лу с подносом в руках; на подносе стоял украшенный зонтиком запотевший стакан.

– Я принес коктейль, – сказал Лу. – Свежий, прямо из банки.