Переговоры о сроках прекращения выплаты мне жалованья стали последней акцией Лидии Макдугал как заместителя окружного прокурора по административно-хозяйственной части. Совсем скоро она станет судьей. Нико предложил сохранить мне содержание на полгода. Я потребовал год, дабы компенсировать моральный ущерб. Сошлись на девяти месяцах. Лидия настолько расположена ко мне, что в последнем разговоре на эту тему попросила меня сказать несколько слов на торжестве по случаю ее вступления в новую должность.
Это мой первый выход на публику. Председательствующий на церемонии Эд Мамфри представляет меня аудитории как человека, «который хорошо знает, что такое справедливость и несправедливость». Триста-четыреста человек, собравшихся в зале, встают и аплодисментами приветствуют меня. Я сделался героем округа Киндл, местным Дрейфусом. Некоторым, правда, жалко, что они лишились удовольствия видеть, как я корчусь под ударами судьбы.
И все же на людях мне все еще не по себе. Гораздо комфортнее я чувствую себя дома.
Поскольку я – один из трех выступающих на церемонии, Нико дель Ла-Гуарди сюда не пришел. Зато Хорган не мог не прийти. Начинается банкет. Народ толпится около столов со снедью. Реймонд подходит ко мне, широко улыбается. Руку, однако, протянуть не рискует.
– Как поживаешь? – дружелюбно спрашивает он.
– Помаленьку.
– Мы должны с тобой поленчевать.
– Я никому ничего не должен.
– Я неправильно выразился, Расти, я был бы рад, если бы ты согласился позавтракать со мной.
Старые привязанности, старая дружба… Если позабыть об этом, что у нас останется?
Я называю день, время и ухожу.
Реймонд встречает меня в офисе юридической фирмы, где он служит, и предлагает никуда не ходить: он заказал завтрак сюда. Зачем нам попадать в материал под рубрикой «Сегодня в городе», где газета поведает о том, как Реймонд Хорган и оправданный по суду зам окружного прокурора зарыли топор войны в шикарном ресторане? Мы поглощаем салат с креветками в просторном конференц-зале за огромным полированным столом, который, кажется, высечен целиком из гранитной скалы. Реймонд начинает с банальных вопросов о Барбаре, Нате, обо мне самом.
– Я никогда не буду прежним человеком, – говорю я.
– Представляю.
– Вряд ли.
– Ты хочешь услышать, что я виноват перед тобой и сожалею об этом, – верно?
– Зачем? Какой мне прок от твоих сожалений.
– Значит, не хочешь?
– Реймонд, я не буду больше давать тебе никаких советов.