– А ты поехал бы?

– Мог бы. Самое время начать все заново. Ко мне тут столько грязи прилипло – надо отмыться.

– О чем ты говоришь? О тебе в «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост» пишут как о мужественном, храбром человеке. Ты у нас теперь знаменитость. Жду не дождусь, когда ты скажешь, что выдвинешь свою кандидатуру на должность окружного.

Слова ее тщательно продуманы – может быть, Барбара говорит это для успокоения совести или потому, что привыкла мыслить точными формулировками. Я невесело усмехаюсь. Вот оно – еще одно доказательство нашего отдаления друг от друга.

– Ты не стала бы возражать, если б я переехал поближе к тебе, чтобы видеться с Натом? Само собой, жить я буду отдельно.

– Не стала бы.

Я смотрю на голую стену. Господи, чего только не бывает в жизни! Еще раз вспоминаю, как это началось. Каролина, Каролина, что я искал в тебе? Зачем мы встретились? Что я натворил? Вопросы, вопросы, вопросы… И все же я способен отдавать себе отчет в своих поступках.

Скоро мне сорок. Я не могу сказать, что не знаю мир или что мне нравится все, что я видел. Я отец, у меня есть сын. В наследство от своего отца я получил мрачный взгляд на жизнь, понимание того, что и в мире гораздо больше жестокости, чем можно постичь умом. Не буду утверждать, что сам я перенес множество страданий. Однако мне довелось видеть то, что в дурном сне не приснится. Я видел, как величайшее в истории преступление искалечило отцовскую душу. Я видел неисчислимые муки и беспросветную нужду людей. Видел слепой гнев, толкающий на дикие поступки. Как прокурор я должен был бороться против всего, что ломает и губит человека. Но это «все» сильнее меня. Разве можно сохранить оптимизм, когда перед тобой разворачивается нескончаемая панорама горя и зла? А Его Величество Случай? У моего соседа сын родился слепым. Лидия Макдугал с мужем в минуту веселья неосторожно свернули за угол, и машина грохнулась в реку. И если даже пощадит Случай и пронесет лихая беда, жизнь все равно изматывает нас донельзя. Молодежь спивается. Молодые красивые женщины рожают детей, толстеют и с возрастом утрачивают иллюзии. Каждая человеческая жизнь всегда казалась мне непохожей на другие, как непохожи друг на друга снежинки. Мы непохожи в своем горе и в радости. Душа просит света! Но напрасно. Гаснут огни, делается темно. Как я тянулся к Каролине! Тянулся неистово, неотвратимо. Нет, наша встреча не была случайной. Я жаждал близости. Меня тянуло к Каролине.

И вот сейчас, уставившись в стену невидящим взглядом, я начинаю говорить то, что обещал себе никогда никому не говорить: