Она отвела от него взгляд, откинувшись на скамейке, и сдула челку с глаз. Широкий ворот комбинезона делал ее изящную шею совсем худой.
– Пока что у вас есть только громкие заголовки в газетах, но пройдет месяц, а он так и останется лишь в заголовках. О нем все забудут. А он будет жить так, как ему вздумается. – В глазах Бэйб читалась надежда, наивная и в то же время фанатичная.
– Он стрелял в мою жену, – сказал Тим. – Этого я ему не забуду.
Она вскинула голову. Ее голос прозвучал удивленно:
– А кто твоя жена?
– Помощница шерифа.
– Вот как. – Она закусила губу. – Вот как. И я должна поверить, что ты хочешь взять его живым.
– Только ты можешь помочь нам организовать захват с наименьшим риском.
– А если я не соглашусь?
– Я не хочу убивать его. Но если мне придется…
– То убьешь. – Ее глаза наполнились слезами, и она посмотрела в потолок. Ее голос задрожал: – Он никогда не сдастся живым. Никогда.
– Ты не можешь этого знать. Мне случалось видеть, как непредсказуемо меняется ход событий. Если поможешь нам, что-нибудь решим с прокурором. Ты же не хочешь до конца дней своих просидеть в тюрьме.
– Да пошел ты, ничего ты от меня не узнаешь.
Ее внезапная ярость застала Тима врасплох. Она снова подалась назад, прижав колени к груди.
– Со мной все кончено. Я буду с честью нести свой крест.
– Что значит – с тобой все кончено?
– Ты думаешь, мой мужчина захочет теперь говорить со мной? Заскочит ко мне в камеру, чтобы поцеловаться? Ты думаешь, он не поменял номера и не сменил свое тайное укрытие?
Ее лицо исказилось, она уткнула лицо в колени и горько заплакала. Тим вышел из камеры и затворил за собой стальную дверь. Ее рыдания были слышны даже в конце коридора тюремного корпуса, и другие заключенные раскричались, требуя, чтобы она немедленно заткнулась.