— Это период перед реинкарнацией, сопровождающийся галлюцинациями, — сказал он; его голос дрожал от волнения, а на лбу выступил пот, словно он участвовал в трудном забеге.
— Мне понадобится компас? — Мысленно она задала себе вопрос: кто из них двоих более безумен.
Джек обернулся посмотреть, что вызвало задержку, и Клер осторожно объяснила, что Бен подозревает ее в том, что она уже полумертвая.
— Зато просветленная, — подтвердил Бен, — потому что только просветленные могут воскрешать в памяти воспоминания о прошлых существованиях, которые иначе кажутся лишь мимолетными призраками, тревожно знакомыми.
Джек как-то странно посмотрел на них обоих.
— Шоколадное голодание, — грубо пошутил он, теряя терпение от убежденной метафизики Бена. — Ты, наверно, уже все свои батончики прикончил.
Клер не помнила, когда же стало ясно, что Кристиан потерял веру в мак.
— Какие у нас есть подлинные доказательства? — услышала она его разговор с Ником во время одного из длинных переходов, когда они уже давно оставили джипы позади; переходов, очерченных горизонтами, столь далекими, что они казались искусственными, подобно тому образцу растения, зажатого между страницами гербария, в который они все верили: его цвет слишком поблек, чтобы служить доказательством. — Мне всегда казалось странным, что ни один другой ботаник не отметил его существования.
Бен отозвался с редким для него порывом страсти:
— У научных идей всегда есть свое место и время, ты же знаешь, Крис! Если ты прочтешь дневник Бейли за тот день, когда он нашел голубой мак, то увидишь лишь заметки о том, что среди альпийских цветов были голубые маки, которых он никогда раньше не видел, или что-то в этом роде. А ведь это цветок, который, как он позже признавал, послужил ему пропуском в вечность, стал единственным, что обессмертило его имя, в то время как все его военные подвиги и исследования канули в Лету! И все же тогда он и понятия не имел об этом! И потом, подумай о тысячах лекарственных растений, которые проглядели только потому, что западная наука не подтвердила их применение, и о восьми миллионах листов высушенных растений в Кью и Музее естественной истории — просто высохшая река новых сведений: растения, которые исчезли, экземпляры, известные народам, не имеющим собственных памятников письменности, народам, чье исчезновение с лица земли забирает вместе с ними все их знания.
Бен оглянулся на безмолвный круг лиц, таких же осунувшихся и обветренных, как и его собственное.
— Ладно, я горожу чушь. Но думаю, нам надо идти дальше.
— С этим я согласен, — отозвался Ник.