Штат больницы был весьма скудно укомплектован. Бюджетные сокращения, как объяснили ей медсестры.

К концу недели Клер уже вовсе не была убеждена в том, что повседневная рутина учета температуры, кровяного давления, количества вышедшей мочи действительно помогала сохранять то, что можно было назвать жизнью. Хранить жизнь! Как в банке, чертовом банке крови. Зачем хранить?

В последний день, когда мама ушла домой спать, Робин и Клер сумели убедить врача, что капельница и препараты, которые вводились в его кровь, уже не успокаивали боль. Робина можно было отключать. Почти сразу же он начал пухнуть от жидкости, которая больше не выкачивалась лекарствами. Клер сняла с него браслет, удостоверяющий личность, когда увидела, что тот врезается в кожу его запястья. Он пошутил, что личность уже ему не нужна. Даже тогда продолжались битвы; долгие часы она висела на телефоне, умоляя прочих безликих докторов увеличить дозу морфина. Ей объясняли снова и снова последствия подобного решения. По сути, это убьет его. Непредумышленное убийство, подумалось ей.

— Вы же понимаете, что, если увеличить дозу морфина до того количества, о котором вы просите, дыхание его станет затрудненным, пока наконец совсем не остановится.

Эта фраза повторялась с ничтожными изменениями до тех пор, пока она и вправду не начала чувствовать себя убийцей, пока не втащила доктора в палату и не заставила Робина самого ответить на вопросы, словно он стоял у алтаря, как жених поневоле, или за трибуной свидетеля, а она была обвинителем:

— Робин, ты понимаешь, что если они продолжат увеличивать дозу морфина, то это в конце концов тебя прикончит?

— Да.

— Ты умрешь.

— Да.

— Ты хочешь этого?

— Хочу. — Видно было, как лицо его напряглось; он пытался оставаться в сознании, создать впечатление того, что говорит осознанно, чтобы ее не могли ни в чем обвинить.

— На самом деле мы убиваем тебя, Робин.

Я даю им разрешение убить тебя.

— Нет. — Он мог выдавливать из себя только односложные ответы.

— Нет? — переспросил доктор, которому очень хотелось уклониться от этого решения. — Вы не хотите этого?

— Не убиваете, — проговорил Робин. — Отпускаете меня.

Клер уже плакала, не сознавая, что слезы текут по ее лицу.

— О Робин. Но этого ли ты хочешь, ты уверен?

Его подбородок опустился, и на секунду она подумала, что он так и останется. Потом он сделал глубокий вдох и произнес:

— Этого я хочу. Морфина.