Дэвис следил в зеркало заднего вида, как Джастин удаляется. Звук мотора его велосипеда становился все тише — и вот уже слышалось лишь легкое жужжание, как будто кто-то водил электробритвой по хилой бороденке. Стекло было опущено. Без птичьего гомона в лесу было тихо, и до Дэвиса доносился хруст снега — кто-то гонял в футбол — и запах позднего пикника: углей, бургеров и овощей на раскаленной решетке. Он не был Джастину отцом. Существовал неписаный закон для врачей, занимающихся клонированием. На всех семинарах, где ему приходилось бывать, кто-нибудь неизменно касался этой темы. «Наша работа такова, что рано или поздно может возникнуть ощущение, что вы — Бог, — говорил один из таких докладчиков. — Не допускайте мысли об этом ни на секунду. Мы помогаем людям произвести на свет потомство, ощутить полноту жизни и быть счастливыми, но сами мы не создаем жизнь. Размножение — механизм, созданный природой, а клонирование — всего лишь новый эволюционный этап размножения человека. Мы в этом случае — лишь инструменты».

Все это, конечно, верно. И все же… Процесс, в результате которого на свет появился Джастин, ничем не отличался от создания других клонов. Но с того самого мгновения, как Дэвис взял в руки образец ДНК Сэма Койна и решился на подлог, он стал творцом. Зачатие Джастина произошло не в пробирке и не в утробе, а в сознании Дэвиса. Он существовал, потому что Дэвис так решил. Как же еще его можно назвать, если не Богом?

Правда, он не ощущал себя Богом. А если б и ощущал, то какую ответственность должен был бы нести перед своим творением? «Да есть ли она вообще, ответственность творца перед своим созданием? — размышлял Дэвис. — Судя по тому, как поступает Господь, если и есть, то не всегда». Как бы то ни было, он в ответе за Джастина — почти как отец за сына. Почти.

Он был в долгу и перед Анной Кэт, но в этот раз он ее подвел. Снова подвел. Ночами он спускался в голубую комнату и там, среди старых семейных архивов и скопившихся за восемнадцать лет бездушных фактов, сидел в тишине и ничего не делал. Обманывал сам себя. Разве сидеть на том же месте, где раньше он как одержимый исследовал все, что касалось ее смерти, равносильно выслеживанию убийцы? Нет, его поведение скорее напоминало молитвы Джеки: ее шепот звучал, как отрепетированная роль, она не верила в свои слова, но упорно их повторяла. Джастин и то делает больше, чем он, Дэвис, для того, чтобы поймать убийцу Анны Кэт — пусть он и сражается таким образом со своими собственными демонами. «Боже мой, — подумал Дэвис, — какие демоны могут преследовать пятнадцатилетнего мальчика?» И тут же ощутил муки совести. Он прижался затылком к подголовнику, прислушался к беззаботным голосам, доносящимся откуда-то из лесопарка, и подумал о самоубийстве. Представил тех, кто останавливается на обочине какой-нибудь пустынной дороги, такой, как эта, подсоединяет шланг к выхлопной трубе, просовывает другой конец в приоткрытое окно, а щель затыкает полотенцем. Он закрыл глаза и попытался на минуту отгородиться от всех посторонних мыслей, вообразить, каково им, совершенно отчаявшимся, в последние мгновения жизни, когда инстинкт самосохранения уступает соблазну погрузиться в вечный покой. Ему уже доводилось размышлять над этим, оставаясь наедине с собой. Если в машине, то обязательно шланг. Если в ванной, то бритва. Если в голубой комнате, то пистолет. Инструмент зависел от места, но последние слова оставались неизменными в его воображении.