— А сам манускрипт о чем?

Фарух рассказал о дневнике Иосифа из Аримафеи — свидетельстве очевидца об аресте, распятии и последующем погребении Иисуса. О находке оссуария и его реликвий, подтверждающих распятие Христа и его физическую смерть. Затем он выдержал паузу, предоставляя Разаку время, чтобы осмыслить услышанное.

Разак же подумал о том, насколько точны были догадки Бартона.

— Если все это правда, то учению Корана может угрожать опасность.

— Еще какая. Вы же знаете нашу позицию, когда речь заходит об Иисусе. Аллах вознес его на небеса до того, как враги смогли причинить ему хоть какой-то вред, — ни ареста, ни суда, ни распятия… Ну и разумеется, никаких похорон. Теперь-то вы понимаете, как нам важно устранить эту угрозу.

Разак почувствовал, что Фарух радеет не только о защите Храмовой горы, за этим есть куда более глубокий подтекст.

— Разве нельзя было спуститься в этот склеп и уничтожить свидетельства, не вовлекая католиков? Не убивая невинных людей?

— В таком случае риск был бы куда серьезнее, — с досадой махнул рукой хранитель. — Нам с вами хорошо известно, что Археологическое управление вербует себе сторонников среди наших людей. Людей, позвольте заметить, регулярно посещающих молитвенные собрания в мечети Марвани. Уверен, это какая-то хитрая тактика с их стороны. Нам не разрешено копать без формальной санкции Израиля. Сделай мы все своими руками, и человеческих жертв было бы куда больше.

— Выходит, свое грязное дело мы позволили сделать католикам. А сами умыли руки.

Каждое новое разоблачение умаляло решимость Разака, переворачивая все с ног на голову. Еще один случай, когда политика и религия стали неразделимы.

— Это был единственный путь к достижению наших целей, — ровным голосом продолжил Фарух. — А поскольку для христиан угроза оказалась куда серьезней, я был уверен, что католики, решив изъять реликвию, будут действовать быстро. И это позволило им уберечь свой институт веры. Мы же, в свою очередь, укрепили нашу позицию здесь тем, что ликвидировали опасность, грозящую поставить под сомнения учения Пророка.

— Неужели не было какого-то другого пути… — Не договорив, Разак умолк.

— Вы сейчас думаете об этом археологе, да? — В интонациях Фаруха сквозило разочарование. — Разак, мы все хорошо знаем, что в Израиле, несмотря на сосуществование нескольких религий, есть только две стороны. И Бартон — не на нашей. Просто помните, на какой стороне вы, — предостерег его Фарух. Потерев руки, он продолжил: — И прежде чем вы вынесете решение, позвольте мне показать вам еще одну вещь. — Выдвинув ящик стола, он достал стопку бумаги. Сняв верхний лист, он положил его перед Разаком. — Взгляните-ка.