— Обо всех арестах, друг мой. Даже та информация, что засекречена. Вот почему я говорю, что я влиятельный и злой коп. Одно мое слово — и тебя вышибут отсюда до воскресенья. Поэтому не темни и рассказывай, почему ты прислал эти сочинения.
Я встретился с Люси взглядом. Она едва заметно кивнула. Мы обговорили нашу тактику до появления Лонни. Если бы она осталась с ним наедине, тот попытался бы выкрутиться, заговорил бы ее, спекулируя на их достаточно близких отношениях. С такими мне уже доводилось сталкиваться. Они изображают крутых, пыжатся, пускают в ход обаяние, но стоит надавить — ломаются. Лонни не был исключением. Более того, с такими, как он, угрозы зачастую приносят результат очень быстро.
Он посмотрел на Люси:
— Меня загнали в угол.
Уже оправдывается. Хорошо.
— По правде говоря, я это сделал ради тебя, Люси, чтобы защитить. Ну ладно, и себя тоже. Видишь ли, я не написал про эти аресты, когда подавал документы о приеме на работу. Если бы администрация об этом узнала, меня бы не взяли. Так мне сказали.
— Кто тебе сказал? — спросил я.
— Я не знаю их имен и фамилий.
— Лонни…
— Я серьезно. Они мне не сказали.
— А что они сказали?
— Пообещали, что Люси это не причинит никакого вреда. Она их не интересовала. Они сказали, что ей это даже пойдет на пользу, что, — Лонни театрально повернулся ко мне, — они лишь пытаются поймать убийцу.
Он смотрел на меня как мог сурово, но все-таки суровости не хватало. Я ждал, что сейчас он крикнет: «J'accuse!»[40] Он не крикнул, поэтому заговорил я:
— Хочу, чтобы ты знал: я весь дрожу.
— Они думают, что вы, возможно, имеете какое-то отношение к этим убийствам.
— Спасибо за важную информацию. И что произошло потом, Лонни? Они велели тебе подсунуть эти сочинения Люси?
— Да.
— Кто их написал?
— Не знаю. Наверное, они.
— Ты все говоришь «они». Сколько их было?