И опять жертвой был мужчина, на этот раз чисто выбритый. Но он тоже умер возле стены, залитой кровью.

Между тем Дин положил третий снимок, тоже мужчины. Труп был уже распухший, со вздутым животом и следами разложения.

— Двенадцатое сентября, — сказал он. — Того же года.

Она изумленно смотрела на эту галерею трупов, вот так запросто выложенную на столике вишневого дерева. Документальные кадры зверств на фоне изысканного кофейного сервиза. Дин и Конвей молча наблюдали за ней, пока она брала по очереди снимки и вглядывалась в них, пытаясь рассмотреть детали, уникальные для каждого преступления. Но все фотографии были вариациями на одну тему, которую она уже видела разыгранной в домах Йигеров и Гентов. Покорный зритель. Побежденный, униженный, вынужденный молча наблюдать за происходящим.

— А что с женщинами? — спросила Риццоли. — Должны ведь быть женщины.

Дин кивнул.

— Только одну удалось опознать. Жену убитого номер три. Ее труп обнаружили частично зарытым в лесу через неделю после того, как был сделан этот снимок.

— Причина смерти?

— Удушение.

— Посмертное изнасилование?

— Из останков была извлечена свежая сперма.

Риццоли глубоко вздохнула и тихо спросила:

— А две другие женщины?

— В связи с сильным разложением точно идентифицировать трупы не удалось.

— Но останки у вас были?

— Да.

— Почему же вы не могли их идентифицировать?

— Потому что мы имели дело не с двумя трупами. Их было гораздо больше. Очень много.

Она подняла глаза и поймала на себе пристальный взгляд Дина. Наблюдал ли он за ней все это время, следил ли за ее реакцией? Словно отвечая на ее немой вопрос, он протянул ей три папки.

Она раскрыла первую и наткнулась на отчет о результатах вскрытия мужских трупов. Машинально перелистала страницы и остановилась на последней, с заключениями: