Крик, пронзивший внезапную тишину, закончился вязким всплеском. Расплав в бадье, в точке, диаметрально противоположной месту падения, всколыхнулся кверху зелёным языком. Перелетев за край бадьи, он рухнул на пол, разбившись в миллион лужиц и капелек. Тихонько прошипев на цементе, они застыли в виде шариков меди.

15

15

Кингшип остался на заводе. Гант сопровождал Мэрион на обратном пути в Нью-Йорк. В самолете они сидели молча, неподвижно, разделённые проходом между креслами.

Спустя какое-то время Мэрион достала из сумочки платок, прижала к глазам. Гант повернул к ней своё всё ещё бледное от потрясения лицо.

– Мы всего лишь хотели, чтобы он признался, – сказал он в оправдание. – Мы вовсе не собирались добиваться такого. И он признался. А зачем ещё надо было туда прыгать?

Слова долго не доходили до неё. Почти неслышно она ответила:

– Не надо…

Он взглянул на её опущенное вниз лицо.

– Вы плачете, – сказал он негромко.

Она уставилась на платок у себя в руках, увидела на нём мокрые пятна. Сложила его, отвернулась к своему иллюминатору и спокойно сказала:

– Не по нему.

Они приехали на квартиру Кингшипа. Приняв у Мэрион пальто – своё Гант держал сам – дворецкий сообщил:

– Миссис Корлисс в гостиной.

– О, Господи, – вырвалось у Мэрион.