Она взяла меня за руку:

— Послушай, да пойми же ты наконец. Шарлен оставила все как есть только по одной причине. Она понимала, что это отвратительно. Но она ужасно боялась.

— Что было отвратительно? Что?

— Слушай, мне надо ехать. — Она завела мотор. — Если в ФБР прослушивали мой телефон, когда ты позвонил, они могли уже вычислить, куда я поехала. Джефф Бек, блин. Я думала, ты говоришь о Форуме. Чуть до Инглвуда не доехала.

— А ты не думаешь, что за тобой следили? — я оглянулся на шоссе. Пока мы разговаривали, ни одна машина не подъезжала сюда.

— Я несколько раз прокатилась туда-сюда, просто для безопасности.

— Да и машину выбрала такую незаметную. На дорогах столько фиолетовых «ХКЕ», запросто затеряться можно.

— Все так же хамишь. И это после всего, что я для тебя сделала.

— Я очень ценю твою помощь, Луиза. Я и вправду не представляю, как тебя и благодарить…

— А, ну это мы решим, — и она скользнула рукой по моему бедру. — Я заеду навестить тебя в Мексике. А Шарлен мы отправим в дальнюю командировку.

Я ухмыльнулся и убрал ее руку со своих брюк:

— Ну это ты уж слишком.

— Ты тоже, детка. А ничего, душа у тебя есть, даром что ты испорченный белый мальчик из пригорода.

— Луиза, вот эта последняя фраза от тебя значит для меня намного больше, чем похабная открытка от Нэнси Рейган…

Она прервала меня сочным, глубоким поцелуем.

— Береги себя.

Нагнувшись, я бросился обратно под навес «Китти Хоук», а она укатила в дождь.

Я был взбудоражен и одновременно ликовал. Я оказался прав. Шарлен знала, что я люблю ее, и сама по-прежнему любила меня. Наконец-то все должно было закончиться хорошо.

Но что же такое должно было появиться в интервью? Что такое «отвратительное» оно должно было открыть? Была ли моя решимость любить ее не таким уж важным делом по сравнению с тем, что прошла она, подвергшись тягчайшему испытанию?

Я тоже все пройду. Теперь меня заботило только одно — увидеть ее. И собирался сделать для этого все. Наконец-то мы сможем быть вместе. И ничто не остановит нас.