— Нет, не принадлежит, — возразила Нэнси еще более решительно. — Если у Лиса и были когда-то родительские права на него, он их лишился в тот момент, когда забрал Вулфи у его матери. Родительские права — вовсе не права собственности, это прежде всего обязанность заботиться о ребенке. А Лис о нем совершенно не заботился, практически бросил его на произвол судьбы. И вы тоже, миссис Доусон. Где вы были, когда Вулфи и его матери требовалась помощь?

Вулфи прижал губы к уху Нэнси.

— И Кабу, — прошептал он, — не забудьте маленького Каба.

Нэнси не имела ни малейшего представления о том, кто такой Каб, но не хотела, чтобы Вера заметила ее колебания.

— И Кабу тоже, — повторила она. — Где вы были, когда маленький Каб нуждался в вашей помощи, миссис Доусон?

Как оказалось, Вера тоже не знала, кто такой Каб, и, подобно Прю Уэлдон, вернулась к тому, что ей было известно.

— Он хороший парень. «Ты будешь ходить с высоко поднятой головой, мама, — говорил он мне. — И что тебе хорошего сделал Боб, он ведь всю жизнь обращался с тобой, как с батрачкой. Не беспокойся, он еще получит по заслугам».

Нэнси нахмурилась:

— Так что, значит, Лис не сын Боба?

Замешательство старухи еще больше усилилось.

— Он мой мальчик!

Нэнси скривила губы в полуулыбке и сразу же сделалась похожа на Джеймса. Если бы старуха могла что-то понимать, она, несомненно, истолковала бы изменившееся выражение лица девушки как серьезное предупреждение.

— Значит, люди были правы, когда называли вас шлюхой?

— Шлюхой была Лиззи, — прошипела Вера. — Она спала с разными мужчинами.

— Ну и черт с ней, — сказала Нэнси. — И мне глубоко наплевать на то, со сколькими мужчинами она переспала. А кроме того, я абсолютно уверена, что Лис мне не отец… А вы не бабушка. А теперь отойдите-ка… потому что ни при каких обстоятельствах я не могу позволить, чтобы Вулфи попал в руки такой безнравственной и преступной старой сучке, как вы. Вы ведь не способны даже о себе позаботиться, не говоря уже о ребенке.

Вера почти заплясала на месте от негодования.

— Ты такая же надменная и высокомерная, как и она. Она забирала детей у женщин. И такая гордая и надутая. Считала, что делает добро. Была уверена, что знает больше, чем Вера. Говорит, из вас не получится достойная мать. Я не могу этого позволить! «А разве справедливо так ко мне относиться? Разве у Веры нет никаких прав?» — Она подняла палец вверх. — «Сделай то, сделай это…» И никому нет никакого дела до того, что чувствует Вера.

У Нэнси создавалось впечатление, что она слушает старую заезженную пластинку, по которой прыгает игла, перескакивая с одной дорожки на другую и выдавая бессвязные обрывки каких-то звуков. Общая тема смутно распознается, но отдельные фрагменты кажутся хаотичными и путаными. «О ком, к примеру, она говорит сейчас?» — подумала Нэнси. Об Алисе? Неужели Алиса могла принимать какие-то решения относительно способности Веры быть достойной матерью? Подобное предположение казалось маловероятным — кто мог дать ей такое право? — но оно объясняло странное замечание Веры о том, что у нее забрали ребенка.