– Нет.

– Я думаю. Так значит, ты меня не любишь. Ничего, полюбишь. И когда ты в конце концов произнесешь эти слова, то произнесешь их искренне. Абсолютно искренне, от всей души. Ты скажешь: «Клифф, я тебя люблю». Так что, если бы у меня стоял тут детектор лжи, он бы мне подтвердил: ты говоришь святую правду. Но вот что я тебе скажу, голубушка: никакой детектор лжи мне не нужен, потому что, когда придет такой день, я это сам почувствую и ты тоже.

– Никогда он не придет.

– Запомни свои слова. А пока скажи спасибо, что я еще люблю тебя, потому что, если разлюблю, ты станешь трупом, в ту же самую минуту. Когда будешь молиться на ночь, помолись о том, чтобы к утру я тебя не разлюбил.

– Я буду молиться о твоей душе, Клифф, и просить Бога, чтобы он тебя простил. О другом не могу.

Эти слова ему не понравились, и он приказал:

– Иди, пристегнись к полу.

Энни повернулась, вышла из кухни, вернулась в большую гостиную и присела на корточки возле кресла-качалки. Бакстер последовал за ней и стал наблюдать, как она продела дужку висячего замка в цепь и во вделанный в пол крюк и защелкнула замок. Энни поплотнее укуталась в одеяло, подвернула его под себя и села.

Бакстер поворошил в огне кочергой, подбросил полено, постоял некоторое время, молча глядя на пламя. Одна из собак опять залаяла, но он как будто даже не обратил на это внимания. Наконец он обернулся, посмотрел на Энни и произнес:

– Я тебе говорил, когда я тебя отдрессирую, ты станешь другим человеком. Тогда тебе даже самой не захочется назад в Спенсервиль. Свыкнись с этой мыслью, голубушка. Отныне будет только так, и не иначе. Ты, я и вот эта компания, – он показал на прикрепленную над камином голову серого лесного волка.

Энни отвернулась и уставилась на огонь. По щеке у нее пробежала слеза.

Бакстер включил стоявшую на столике возле его кресла небольшую лампу, потом выключил торшер, сел, взял охотничий журнал и начал читать. Спустя несколько минут, однако, он поднял голову и проговорил обычным, почти повседневным и спокойным тоном:

– Вот что, однако, я тебе скажу. Если мои ребята изловят и доставят мне того типа, который тебя трахал, или если он сам сюда заявится, то после того, как я с ним разделаюсь, я могу подумать о том, чтобы вернуться к прежней жизни. А до тех пор ты будешь здесь, со мной. Можешь мечтать о его хере, сколько тебе хочется, но больше ты его никогда в жизни не увидишь, разве что только когда я буду скармливать его собакам.

Энни уголком одеяла вытерла с лица слезы.

– Не плачь, голубушка. Я знаю, тебя волнует, что станет со мной дальше, но я, дорогуша, вполне в состоянии позаботиться о себе. Ты ведь сама в этом убедилась, разве не так? – Он рассмеялся и снова взялся за журнал. – Сука.