Панчифика проявила вялый интерес ко всем эти приготовлениям, а потом снова расплакалась. Она опять отказалась есть.
* * *
После обеда, когда полуденное солнце скрылось за облаками, Леонардо пришел в наспех сооруженную мастерскую.
— Здравствуй, Конди, — приветливо сказал он, — я хочу написать твой портрет. Джулиано попросил меня. Он будет брать его в поездки. Ты знаешь, что он уехал по делам, совсем ненадолго.
Панчифика только жалобно моргала своими огромными косящими глазами, из которых ручьем лились слезы.
— Джулиано скоро вернется, — Леонардо улыбнулся и протянул девушке ломтик дыни.
Та отвернулась.
Леонардо несколькими быстрыми росчерками нарисовал на листе бумаги лицо Джулиано. По памяти. И протянул Панчифике.
Девушка сначала не хотела брать, потом все же взглянула. Глаза ее расширились от удивления. Потом она тихонько засмеялась и стала гладить рисунок и разговаривать с ним.
Леонардо сделал знак Бельтраффио. Тот взял лютню и тихо заиграл приятную венецианскую мелодию. Панчифика все рассматривала рисунок. Потом повернулась к да Винчи и первый раз за все время слегка улыбнулась.
Джакопо заметил, что в этот момент учитель переменился в лице и судорожно схватился за карандаш. Он начал рисовать быстро, отточенными плавными движениями, как делал, когда хотел запечатлеть в памяти какое-нибудь интересное лицо из толпы.
Через некоторое время Джакопо, осторожно поднося учителю новый очиненный карандаш, заглянул в его работу и остановился, вытянув шею.
Леонардо случайно поймал единственный ракурс и единственный момент, когда лицо Панчифики выглядело почти нормальным. Странным, загадочным, но нормальным! И даже красивым!
Да Винчи показал рисунок девушке.
— Это ты, — сказал он, — это будет твой портрет. Для Джулиано.
Панчифика недоуменно поглядела на рисунок.
— Я? — наконец удивленно спросила она, ткнув себя пальцем в грудь.