Впервые лицо Лютера Геллера стало не таким напряженным. Словно исчезла частичка горя, которое грызло этого человека.

— Хорошо, — произнес он. Затем медленно засунул пистолет в карман, сел за стол и сложил перед собой руки. — А теперь расскажите подробнее о той важной информации, которой, по вашему мнению, обладает Одноглазая Мамочка.

Пэйтон рыгнул и ощутил во рту неприятный привкус проглоченного примерно час назад жирного жареного цыпленка, кукурузного хлеба с острым красным перцем и сиропно-сладкой кока-колы.

Он не хотел, чтобы его видели, особенно парень и девчонка, и потому пришлось есть в какой-то забегаловке. Надпись на ней гласила, что это церковь. Ага, точно. Какая, интересно, гребаная церковь будет продавать жареных цыплят? Только здешняя, в этой чертовой дыре. А придурки, которые его обслуживали? Настолько глупы, что, когда он попросил сэндвич, ему подали два ломтя белого хлеба и куриную ногу! Будто он сам должен ее обдирать! Или жрать с костями! На какой-то миг бешенство ослепило Пэйтона. Он мысленно вернулся к той ночи в полицейском участке, вспомнил, как держал мертвой хваткой Юсефа Гиллиама, а потом отделал его как следует, вспомнил свою безудержную ярость. И все, что случилось потом: увольнение, унижение, крах всех честолюбивых мечтаний. Крах всей жизни. Пэйтон чуть было не схватил за грудки официанта, который принес ему хлеб и куриную ногу. Бывший полицейский вдруг понял, что готов убить этого олуха! Пэйтон потряс головой, чтобы прочистить мозги. Какого черта он так раскипятился? Это всего лишь сэндвич! Значит, здесь, на Юге, люди еще тупее, чем в Нью-Йорке. Ну и что? Удивительно, подумал Пэйтон. Никто тебя толком не понимает! Но, по ходу дела, это не так важно. Нельзя грохнуть человека только из-за того, что он не знает, как приготовить сэндвич с цыпленком.

Жаль, что нельзя.

Они все еще там, парень и девчонка, в городской ратуше. Черт, о чем можно так долго болтать? Может, просто войти и узнать? Ворваться в ратушу и тряхнуть их как следует? Закончить все прямо сейчас. Будет совсем нетрудно…

Нет, лучше подождать. О чем это он думает? Пэйтон понял, что становится слишком несдержанным. Хуже всего будет, если поднимется суматоха и его увидят. Дело нужно провернуть втихаря, чтобы никто ничего не узнал. В этот раз он не имеет права облажаться. Задание очень важное. И если он справится, то последуют новые.

Он слишком долго находится вне Нью-Йорка, вот в чем проблема. Обход территории, насилие, наркоманы, сутенеры, действие — вот там он в полном порядке. Это то, что ему нужно. Он потому и был классным копом. Отправь Пэйтона на станцию подземки, где какой-нибудь пуэрториканец, угрожая ножом, пытается снять с еврея кроссовки, и он наведет там порядок. Там он в своей стихии. Не то что здесь, где все так чисто, кругом зелень, а люди вежливые и никуда не торопятся. Не нравится ему этот город. Не нравится вежливость. Убраться бы отсюда, да поскорее.