Щелчок… Голос зазвучал вновь, уже решительно.
— Я должен рассказать о мастере, за которым я следую. Это великий мастер. Гений! Вы ничего не сможете понять, не поняв его. Я имею в виду, не поняв по-настоящему, так, как постиг его я.
Щелчок… Ожили, задвигались тени. Прошло какое-то время. В маленькой квартирке послышался шум — гулкий, тревожный. Прошло еще немного времени… Щелчок…
Щелчок… Ожили, задвигались тени. Прошло какое-то время. В маленькой квартирке послышался шум — гулкий, тревожный. Прошло еще немного времени…
Щелчок…
— Позвольте мне упомянуть мою библиотеку… «Имя перед названием» Фрэнка Капры2 была первой книгой о кино, которая у меня появилась. Я храню ее до сих пор. Вон она стоит. Дядя подарил мне ее на день рождения. Мне тогда было десять. А потом я купил книги Чаплина3 (они тоже здесь, вон там, рядом с видео), фон Штрохейма4 и мемуары Дугласа Фэрбенкса5 — их я приобрел у одного выжиги в Венеции. Ну и мерзкий был тип! Мало-помалу библиотека росла. Видите, здесь четыре тысячи томов. Но что я говорю, вы же ни черта не можете видеть. Вы вообще не существуете.
Пленка замерла…
Пленка замерла…
— Кому, к черту, интересно слушать про мою библиотеку?
Щелчок… Пленка вновь поползла вперед…
Щелчок… Пленка вновь поползла вперед…
— Честно говоря, это нелегко. Именно поэтому я начал издалека. Хочу, чтобы вы знали, через что мне довелось пройти и что пережить. Хочу, чтобы вы поняли, как трудно было прийти к тому, к чему я пришел.
Тень у магнитофона шевельнулась, вытянулась.
Тень у магнитофона шевельнулась, вытянулась.
— Я хочу пива. Интересно, есть в этом долбаном доме пиво?
Тень вернулась и опять застыла пятном в массивном кресле. Долгое время все было тихо. Затем вновь раздался щелчок, и зашуршала лента.
Тень вернулась и опять застыла пятном в массивном кресле. Долгое время все было тихо. Затем вновь раздался щелчок, и зашуршала лента.
— У меня была мания… По-другому это не назовешь… Я с ней родился. Я рос, и она росла, как раковая опухоль, но я не противился этой болезни, даже любил ее… Трудно выразить… Я был… В общем, я отравлен кино.
Говоря это, я не имею в виду, что люблю ходить в кино и пересмотрел кучу фильмов, хотя это действительно так. Дело в том, что я мыслю кинокадрами. Я непрерывно кадрирую реальность, а затем то так, то эдак монтирую ее куски. Когда я разговариваю с людьми, я вижу «крупный план Джеймса», затем «наезд камеры, и максимальное увеличение», или «в другом ракурсе — Розмари», или «обратный ракурс», или «камера катится вместе с «порше», и мы видим водителя, нервно прикуривающего сигарету». Теперь вы понимаете, что я имею в виду? Я не человек, я — живая камера. И это далеко не всегда приятно. Я был у психиатра и знаю, что это не вполне нормально.