— Хотел бы я так сказать. Это было бы куда как просто. Нет, предсказание явилось само по себе. Майерс к нему не имел никакого отношения. Услышав, что оно уже сделано, Майерс пытался заработать на нем, повернуть его так, чтобы оно послужило его целям. Он пытался заставить Томпкинса убедить Рида изменить завещание, с тем чтобы сам Томпкинс, после дочери, стал его бенефициарием. Томпкинс был бы послушным орудием в руках афериста: фактически поместье перешло бы к Майерсу, хотя считалось бы, что принадлежит Томпкинсу, который бы этого даже толком не знал и оставался лишь номинальной фигурой. И таким образом, его собственное имя, имя Майерса, в документах нигде не фигурировало бы.
— А как же Джин? Вы сказали, «после нее».
— Вряд ли бы она долго прожила после отца. Думаю, ее бы убрали буквально через несколько дней, а то и, останься Майерс жив, вместе с отцом этой же ночью. Сам Майерс едва ли верил в пророчество. Зато уже наверняка попытался бы помочь ему сбыться, тем или иным способом. Возможно, перед означенным часом он попытался бы уговорить их обоих, Рида и дочь, покончить жизнь самоубийством одновременно. Об участии полиции в этом деле он понятия не имел. Ну как бы там ни было, один из наших ребят застрелил его на лестнице, и теперь нам никогда не узнать, что бы он предпринял.
— Затем Томпкинс покончил с собой, а пророчество…
— Все равно сбылось, — закончил за него Макманус. — Оставив это огромное «почему», оставив нас на том же самом месте, где мы были до начала операции. Увы, Майерс вовсе не главный злодей драмы. Он оказался всего лишь мелким жуликом со стороны — пытался силой ворваться в другую драму, действие которой уже развивалось само по себе, без какой-либо помощи с его стороны.
— Томпкинс, я полагаю, тоже не злодей, — предположил Шон.
— Какое там. Бедный мученик, проклятый с самого дня рождения, он попал в самую гущу чего-то такого, чего, вероятно, так и не понял, и оно сокрушило его. Он все время изворачивался, пытаясь освободиться, как слепой червь под камнем. Парень с фермы — и вдруг такая вспышка опаляющего огня между глазами.
— Были же пророки, указанные в Библии, — напомнил Шон.
Макманус резко распахнул дверь.
Звезды подобно серебряным градинам забарабанили по их лицам. Градины без звука, без чувства.
Оба неловко и осторожно потупили взор.
— Мне как-то не по себе, — мятежно пробормотал Макманус. — Все-таки там что-то было. Что-то такое, о чем я не могу написать в донесении так, чтобы оно там и осталось, навсегда; оно все время ускользает от меня. Эта актриса и часы с бриллиантами. Та малышка, которую чуть не задавили. Эти осечки, когда Сокольски стрелял на лестнице из револьвера. Находясь этажом ниже, он даже узнал их имена, Том, какими нарекли их при крещении… — Его голос зазвучал так, будто любопытство смешалось в нем с рыданием, хотя лицо оставалось довольно мрачным. — Там что-то было, и я