— Я возражаю против нового слушания, — говорит, обращаясь к ним, Робертсон. — Возражаю категорически. Мы должны закрыть это дело не сходя с места, прямо сейчас. Речь идет не более чем об отчаянной попытке не допустить рассмотрения дела справедливым и беспристрастным судом. О прискорбной, отчаянной попытке, смысл которой понятен любому. Недостойно суда даже рассматривать подобное издевательство над правосудием, системой правосудия в нашей стране.
Он умело сгущает краски на тот случай, если Мартинес не поймет, что к чему.
Не вдаваясь в объяснения, Мартинес отклоняет наше ходатайство. На обдумывание своего решения у него уходит меньше двадцати минут, по большому счету, и обдумывать ему было нечего.
Ощущение такое, будто меня ткнули носом в дерьмо.
14
14
Никогда еще с такой остротой не ощущал я свою никчемность и бессилие, как сейчас; в последние два года это ощущение посещало меня так часто, что превратилось чуть ли не в привычку. Даже когда ушла Холли, когда Фред с Энди вышибли меня пинком под зад, когда Патриция переехала в другой город, даже в конце суда, когда нам казалось, что земля уходит из-под ног. Эти парни доверили мне свою жизнь, а я их подвел снова, самым беззастенчивым образом подвел их. Хуже того, я их обнадежил, а теперь приходится признать, что все надежды пошли прахом.
Начальник тюрьмы, приличный человек, оказывает мне большую услугу, разрешая встретиться со всей четверкой сразу. Строго говоря, правилами это запрещено, но он привык распоряжаться у себя в тюрьме и может управлять ею во многом так, как ему заблагорассудится, пока дела в ней идут более или менее нормально, как сейчас.
Впервые с тех пор, как почти год назад всех четверых развели по разным камерам, они встретились. У них возникает безотчетное желание броситься друг к другу и обняться, обняться так крепко, как только можно, но они знают, что этого делать нельзя: прикасаться друг к другу строжайше запрещено, при первой же попытке ударить друг друга по рукам встреча закончится, даже не начавшись, что чревато для них дополнительным наказанием, кроме того, что они уже отбывают, — их не только изолируют друг от друга, но, может, придумают что и похуже. Поэтому они обнимаются мысленно, пожирая друг друга горящими от любви глазами.
Эти человеческие существа, опаснее и страшнее которых мне видеть не доводилось, жаждут любить; то, что я сейчас вижу, доказывает, что даже самое отвратительное животное становится ручным, если достаточно долго находится в неволе. Я циник и всегда им был, но в такие моменты во мне крепнет ощущение, что на свете действительно существует такая вещь, как перевоспитание, что даже закоренелый грешник может встать на путь истинный. (Сейчас я говорю так, как один из этих пустоголовых телепроповедников, будь то Джим Бэккер или еще какой-нибудь идиот, но это на самом деле так.)