ПАТРОН: Хлесткие слова, Джек… зато от души, я сразу понял. И все же мне слышится в них какая-то отчаянная нотка, верно? У меня на руках все козыри. Другими словами, ты предложил расправиться с Никки быстро и безболезненно, пообещав мне ту же участь. Будем надеяться, ты сдержишь данное слово.
Жаль, конечно, но этому не суждено случиться. Смерть Никки будет долгой и мучительной. А хуже всего — она навсегда останется загадкой. Ты так никогда и не узнаешь, что же с нею произошло, Джек. Она просто исчезнет: очередная шлюха, проглоченная улицей. Ее тело никогда не найдут. Я никогда не выдам тайны… если ты не заставишь меня открыть ее.
Хотя есть и другой вариант. Он избавит Никки от страданий.
Ты мог бы убить ее сам.
Это единственный способ защитить ее, Джек. Ты не подозревал, что мне известно о ее существовании, но я знаю гораздо, гораздо больше. Я знаю, где Никки теперь… и то, что тебя нет с нею рядом.
Она не нужна тебе, Джек. Ты сам это понимаешь. Я убиваю тех, кто близок художникам, не для того, чтобы зажечь в них пламень вдохновения… Я убиваю, чтобы очистить их огнем. Труп заставляет сосредоточиться; живой человек отвлекает. Делай то, что должен. — Он хочет, чтобы я отчаялся, — бормотал Джек. — Запаниковал, потерял голову. Надо сохранить спокойствие. Быть собранным.
Нельзя привести Патрона к Никки. Если тот знает о ней, это еще не значит, что Патрону известно, где она сейчас. Впрочем, ему многое известно, это очевидно. Он знает о Джеке, знает о Никки…
Нужно найти ее. Только пока не ясно зачем.
— О нет, — прошептал Джек. Внезапно он понял.
Патрон отвлек его, упомянув Никки. Это правда, Патрон мечтает устранить всех, кто помогает Джеку оставаться человеком… но существует и более очевидная мишень.
— Запах фейерверков в октябре, — шептал Джек. — В Штатах пиротехнику запускают в июле… Ванкувер. Он в Ванкувере.
Здесь живет человек, о котором Патрон совершенно точно знает.
Чарли.
Никки приоткрыла глаза. Она не могла сообразить, где она и что с ней произошло, но подозревала, что ничего хорошего. Голова гудела, очертания предметов расплывались. Наркотики. Ее накачали какой-то дрянью.
Она лежит на койке. Запястья и лодыжки привязаны к раме. Наверху — трещины в штукатурке и пятна плесени, похожие на тест Роршаха. Никки повернула голову, и этого оказалось достаточно, чтобы слабость и головокружение вернулись. Ей удалось побороть их.
Небольшая комната, пустые деревянные стены, торчащие трубы. Кажется, здесь никто не живет. У стены напротив — еще одна койка с привязанным к ней человеком. Белый мужчина лет сорока, одетый в светлые брюки и голубую шелковую рубашку. Левая кисть замотана пропитанным кровью бинтом. Кожаные туфли от «Гуччи». Он не шевелился, но Никки слышала, как он дышит. Без сознания, наверное.