— Мне показалось, что он говорил искренне, — продолжала Мэдлин. — Даже не ругался за то, что я влезла в его мастерскую.

— Не представляю, как бы он позвонил тебе, если бы сделал что-то плохое… папе.

— Знаю. Просто… просто у меня к нему несколько вопросов.

Вопросы к Джеду были и у Грейс, но только не те, что хотела бы задать Мэдлин. Прежде всего она узнала бы, откуда у него Библия преподобного и почему он так долго ее прятал.

— Я спросила, почему он перестал ходить в церковь.

— И что он ответил?

— Сказал, что каждый должен следовать велению сердца.

Грейс убрала с шеи волосы — легкий ветерок слегка шевелил листья деревьев, и она надеялась, что он хоть немного освежит кожу.

— Из него обычно слова не вытянешь, а тут, считай, целую речь произнес. По-твоему, что он имел в виду?

— Я попросила объяснить. Джед сказал, что поклоняется Богу на собственный лад и сам знает, как ему жить. И ни в чьих указаниях не нуждается.

— Похоже, тебе удалось вытащить из него больше, чем многим другим.

— У меня было такое ощущение, что он сочувствует мне и хочет хоть как-то утешить.

— Наверно, ты ему нравишься. Много лет назад, когда Джеда спросили, имеет ли он какое-то отношение к исчезновению папы, он, если помнишь, не стал заявлять о своей невиновности. Занимался делом, не шумел, ничего не доказывал.

— Я уже жалею, что влезла в его мастерскую, — призналась Мэдлин. — Джед, конечно, не совсем… такой, как другие… он необычный, но все равно хороший человек.

— На днях покупал у меня печенье, — сказала Грейс.

— Правда?

— У меня сложилось впечатление, будто он дает понять, что принимает меня такой, какая я есть. — Грейс глубоко тронуло, что из всех горожан именно Джед оказал ей поддержку, пусть даже и молчаливую.

— Так он не знает, что в ту ночь со мной была ты? — спросила Мэдлин.

— Трудно сказать. А от кого он узнал, что у него ты побывала?

— Даже не знаю. В нашем городке, как известно, слухи распространяются быстро. Ты бы видела, сколько писем приходит в газету. В том числе и по электронной почте.