— Думаю, ей сильно не понравится, если мы сделаем такое без нее. Мэдлин, конечно, постоянно твердит об убийстве, но в душе-то верит, что он однажды вернется.

— Мэдлин не хуже нас понимает…

— Понимать — это одно, принимать — совсем другое.

— Я должна это сделать, Клэй. Мне это нужно.

Он уставился на свои огромные, еще грязные после расчистки оросительных канав руки.

— Грейс, я бы очень хотел сделать то, чего ты хочешь. Ты даже не представляешь, как мне жаль…

— Жаль чего?

Брат не ответил. Но Грейс поняла. Он чувствовал себя виновным в том, что случилось в ту страшную ночь. Он должен был остаться дома и присматривать за младшими сестренками. Не раз и не два, по самым разным случаям она пыталась сказать ему, что жила в аду и раньше, до той ночи. Что любой шестнадцатилетний парнишка поступил бы на его месте точно так же, сбежал бы с приятелями. Что в этом такого? Ведь вначале Баркера даже не было дома, а Клэй и понятия не имел, что происходит у него за спиной.

Но последствия того вполне заурядного в общем-то поступка оказались столь огромны, столь трагичны, что убедить брата не удавалось.

Не удавалось, может быть, отчасти еще и потому, что в душе Грейс винила его почти так же, как и себя саму. Если бы Клэй в тот вечер остался с ней и Молли, о чем просила его мать, то, возможно, преподобный не позволил себе зайти настолько далеко.

Почувствовав во рту кисловатый привкус желчи, Грейс схватила сумочку. В городе, в доме Ивонны, ей удавалось совладать с воспоминаниями, но здесь, на ферме, прошлое окружало со всех сторон.

Она шагнула к двери, но у порога остановилась и оглянулась — брат стоял с опущенной головой. А кто же утешит его? Почему они оба должны страдать? Разве он виноват? Клэй ведь был, по сути, еще мальчишкой, разве это не в счет?

Грейс положила сумочку и, преодолевая собственную боль, нащупывая то, что лежало еще глубже, опустилась перед ним на колени.

— Тот раз был не первый, — прошептала она, когда их взгляды встретились. — То, что делал Баркер… — Грейс пришлось перевести дыхание — казалось, пальцы отчима и теперь сжимали ей горло. — С каждым разом это становилось все хуже и хуже. Он… он, наверно, убил бы меня в конце концов. Правда. Он уже не мог сдерживаться, не мог скрывать. Боже, это было так… омерзительно.

Его глаза переполнились сочувствием и раскаянием, и оттого боль у нее в груди только разрослась. Она хотела впитать эту безграничную братскую любовь, омыться ею, растворить в ней свое горе. Умом Грейс понимала, что не виновата в том, что делал Баркер, но чувства спорили с доводами разума. Может быть, она все же сделала что-то такое, из-за чего отчим обратил внимание именно на нее. Ведь, что ни говори, ни Молли, ни Мэдлин преподобный не трогал.