— У меня есть фотография, которую вы прислали, — сказал он Джеку. — Вернее, ее получила моя секретарша. Я бы ее не вытащил из компьютера, даже если бы просидел около него сто лет. Но она у меня есть. И я показал ее всем моим парням сегодня перед тренировкой. Два года назад многие из них уже играли в команде. Человек двадцать. Многие из них знали Хейвуда и Нойфилда — тех двоих, что подрались в вашем ресторане. Многие из моих ребят с ними дружили. Но никто из них никогда не был знаком ни с кем по имени Кид Деметр.

— Может быть, он учился здесь под другим именем? Такое возможно?

— Не думаю. Никто из ребят не узнал его по фотографии. Ни один.

Джек ничего не сказал, и тренер добавил:

— Мы можем попытаться связаться с другими ребятами из тех, кто играл тогда в команде. Пожалуй, нам удастся разыскать большинство из них, но я не думаю, что вам это что-то даст, мистер Келлер. Если его не узнают эти парни, то и другие вряд ли.

— Может быть, они боятся сказать? Может быть…

— Только не мои парни. — Кэмпмен энергично покачал головой. — Вы уж мне поверьте. Они понимают, как это важно, и я вам гарантирую: никто из них ничего не скрывает.

Джек утратил дар речи. Он был твердо уверен в том, что нашел ниточку, связывавшую Кида с двумя парнями, затеявшими драку в ресторане и потом застреленными. Ему все казалось таким очевидным. И ощущение ошибки стало сродни удару головой о кирпичную стену. Он был обескуражен и не понимал, в какую сторону ему теперь двигаться.

— Простите, сэр, — сказал ему тренер, — мы все сочувствовали вашему горю. И мне очень бы хотелось чем-то вам помочь. Если у вас есть еще какие-то вопросы…

Других вопросов у Джека не было. Он поблагодарил тренера, покачал головой и ушел со стадиона. Все еще потрясенный неудачей, он остановился около своей машины и, достав мобильный телефон, позвонил в следующий пункт своего турне. Затем сел в машину. Минут через тридцать он остановил машину. Перед ним простерлась знакомая мощеная дорожка, ведущая к дому, где родилась Кэролайн.

— Я проработала у Хейлов тридцать восемь лет, — сказала Луиза Тротти.

— А я тридцать три, — сказал ее муж.

— Знаю, — кивнул Джек.

— Я эту девочку любила с тех пор, как ей исполнилось семь, — добавила Луиза.

— А я ее полюбил, когда ей исполнилось двадцать, — сказал Джек. — Поверьте мне: ничто из того, что вы скажете, не изменит наших чувств к ней. И я вам обещаю: ничто из сказанного вами не причинит ей боли. Теперь уже не причинит.

Супруги-афроамериканцы молча смотрели на фотографию Кида, лежащую перед ними на кухонной стойке, выложенной яркими плитками.