Его глазам предстал величественный интерьер в стиле барокко. Богато украшенные ниши словно ожили в ярком свете ламп. Отец Аморозо прошел в центральную часть нефа и внимательно осмотрел церковь. Капелла святой Джулианы, ее портрет кисти Доменикино, исповедальня, чаша из белого мрамора со святой водой, канделябр со свечами для молящихся, над которым висела табличка «Для пожертвований», статуя святой Агнессы работы Мадерно, византийская икона и несколько потиров в стеклянной витрине, «Благовещение» Караваджо над алтарем, золотая рака с мощами святой Джулианы… Все было на месте.

Отец Аморозо вернулся к телефону.

— Non vedo niente…[2] Наверное, сигнализация неисправна. Извините за беспокойство. Спасибо… спокойной ночи… да… да, благодарю вас.

Он положил трубку и погасил свет. На мгновение пробудившаяся церковь снова погрузилась в сон. Святой отец включил сигнализацию, запер массивную дверь и отправился домой досыпать.

Отец Аморозо открыл глаза и приподнялся в постели. Ему приснился неприятный сон, в котором его мучил пронзительный звон в ушах. Сначала он решил, что причиной тому суп из даров моря, съеденный сегодня в «Да Саверио», но потом понял, что звенит не только у него в ушах. «Мы же все ужинали в „Да Саверио“», — подумал он и окончательно проснулся.

В церкви опять включилась сигнализация. Он посмотрел на часы. Без десяти четыре. Солнце еще не проснулось. Тогда почему не дают спать ему? Надев халат и сандалии, он опять вышел на улицу.

Отец Аморозо обычно не позволял себе браниться, но сейчас не удержался и пробормотал несколько безобидных ругательств. Погремев ключами, он потянул на себя тяжелую деревянную дверь, упираясь в землю каблуками, чтобы сохранить равновесие.

«Прямо будильник какой-то, а не церковь», — с досадой подумал он.

Очутившись внутри, он сразу же бросился к сигнализации, неосторожно задев по пути телефон.

— О Господи, — раздраженно пробормотал святой отец, но тут же одумался и шепотом обратился к Всевышнему: — Прости меня. Я просто немного устал. Не гневайся, прошу тебя.

Отключив сигнализацию, отец Аморозо взглянул в глубину церкви. Казалось, она дразнит его причудливой игрой теней. Он торопливо зажег свет. Темнота неохотно отступила. Священник снял трубку.

— Si? Si, mi dispiace.[3] He понимаю, что происходит… нет, не стоит… один момент, подождите, пожалуйста…

Он положил трубку рядом с телефоном и снова прошел в центр нефа. В сумерках раннего утра пустая церковь казалась большой и внушительной.

Все было по-прежнему на месте. На этот раз отец Аморозо обошел церковь по периметру. Шагая по стертым плитам, он окидывал взглядом погашенные свечи, резные деревянные скамьи и темные ниши, в которых скрывались барельефы и живописные изображения святых. Ничего не тронуто. Он подошел к телефону.