Вернон подождал, пока часы над вытяжкой покажут восемь, потом поднял трубку телефона, висевшего на стене, набрал номер больницы Маркусвилла и попросил соединить с Алисой Финниган. Когда телефонист соединил его и она ответила, он положил трубку.

Ему просто захотелось еще раз услышать ее голос.

Утренний морозец щипал его щеки, из-за небольшого ветра на улице оказалось холоднее, чем он предполагал. Но ему было недалеко идти, всего пару минут, он зяб, но терпел.

Не так много ему было и нужно. Бумажная сумка, белая с зеленой эмблемой тюрьмы, он все приготовил еще накануне. Теперь он держал ее свернутой в трубочку в руке, она почти ничего не весила.

Большой дом Финнигана стоял на Мерн-Риф-драйв. С предыдущего его посещения прошло два месяца. Вернон тогда рассказал о Джоне, о том, что тот жив и находится в одной из стран Северной Европы. При воспоминании о реакции Эдварда Финнигана его снова замутило. Тогда Вернон подумал: до чего же уродливы бывают люди! Вернон видел это много раз: стоило назначить точную дату казни, и родственники жертвы ликовали: ненависть и жажда мести наполняли их жизнью. Вспомнил он и печаль Алисы, ей было стыдно. Брезгливость, которую она испытывала к своему мужу, была такой сильной, что Вернон ушел от них, потрясенный безграничным одиночеством этой замужней женщины.

Лишь после третьего звонка он услышал, что в доме кто-то зашевелился.

Тяжелые медленные шаги вниз по лестнице, открылась внутренняя дверь, еще шаги, а потом отрешенное лицо Эдварда Финнигана.

— Эриксен?

Кожа Эдварда была бледной, глубокие морщины вокруг глаз, крупное тело запахнуто в махровый халат.

— Наверное, мне надо было сначала позвонить.

Финниган держал дверь полуоткрытой, босые ноги начали мерзнуть.

— Чего тебе надо?

— Могу я войти?

— Не очень-то подходящее время. Я сегодня отдыхаю.

— Я знаю.

— Ты знаешь?

— Слышал. Так ты меня впустишь?

Финниган приготовил кофе в громко фыркающей кофеварке. Он был непривычен к такому занятию, это было видно, обычно этим занималась Алиса.

— Черный?

— Немножко молока.